«Мартен»

— О том, что я наплел, стоит забыть, — сказал он.

— Я уже забыла, — ответила она.

— Хорошо, — успокоился Тимоха. — У меня вчера гости были. Михеева сюда пустили, а ребята внизу околачивались. У Михеева, оказывается, племянник в Африке живет. Представляешь, в самой Африке!

Сказал это торопливо, чтобы она скорее поняла, как это здорово, что Михеев пришел в больницу, а с ним — ребята с токарного участка.

— Почему вы не расскажете о себе? — спросила Лена. — Впрочем, я не настаиваю, но все же интересно.

А сама пристально смотрит на Тимоху, опять удивляясь слишком грубой отделке его лица. Будто природа, заботясь о силе и прочности своего создания, не обратила внимания на мелочи, походя приладила неопределенного цвета глаза, пришлепнула какой-то нестандартный нос…

— Слушай, Лена, — сказал Тимоха. — А если бы тогда не я оказался, а совсем другой?

— Пришла бы я в больницу? Конечно!

«Ну вот, — загрустил Тимоха. — Сейчас начнется: долг, обязанность».

— Я обязана просто, — сказала она. — Это мой человеческий долг.

«Вот чертовка! — удивился Тимоха. — Мысли угадывает!»

— Как кавалер твой поживает? — спросил он и усмехнулся. — Или с перепугу тоже в больнице лежит?

— Зря вы так, Тимофей, — опять заторопилась Лена. — Он хороший. Вы просто не знаете его. Вот я познакомлю вас, и вы поймете. Впрочем, мы вот что сделаем. Через неделю у Игоря авторский концерт в филармонии. Завтра я принесу вам билеты.

— Ладно, приноси, — разрешил он. — Только сам я не пойду. Милое дело! Из-за него я тут валяюсь — и на концерт. Да в гробу я видал его музыку!

И сразу без перехода:

— У меня тоже девчонка была. В армию уходил, договорились: ждать станет. Так нет, через год замуж выскочила. На черные кудри позарилась! А этот кудрявый как выпил — так бить. Представляешь? Я-то не знал, да и какое мне было дело следить, как ее жизнь получается. Потом мать мне давай рассказывать… Ее встретил — старуха старухой. Жалко стало. Залучил кудряша в укромное место и врезал… Ох, врезал! Потом сидим с ним, мораль ему читаю. Гад ты, говорю, ползучий! По твоей, говорю ему, милости мотаюсь я теперь, полсевера прошел, чтоб забыть ее. А ты? Еще хоть пальцем, говорю ему, тронешь ее — убью!

Лене Вожаевой стало страшно. Вздрагивая при каждом слове, она представляет, как можно изувечить вот такими кулаками, как у Тимофея.

— Так вы еще любите ее? — для чего-то спросил она.

— Не знаю. Просто жалко… Мне всех жалко, — Тимоха помолчал. — Как-то я собачонку подобрал. Это еще мотористом на буровой работал. Белкой звал. Шустрая такая, хвост кренделем, морда лисья. Все понимала… Раз волки меня прищучили, так она…

— Боже мой! — шепчет Лена и в ужасе закрывает лицо.

— Так она, говорю, кинулась на них. Отвлекла, то есть. Я тем временем успел патроны с картечью достать… Ревел я потом по Белке. Как по человеку…

И опять без перехода:

— Ты вот про Игоря своего сейчас думаешь. Пригляделась бы к нему… А? Вообще-то мне все равно.

— Вы ж его даже не видели! — воскликнула она. — То есть видели, но издали.

— Плюнь ты на него, — гнет свое Тимоха. — Лучше найдешь.

Лена между тем вспомнила вчерашний разговор. Она рассказала Игорю, как ходила в больницу. «Зачем?» — удивился он. «Как — зачем?» — не поняла она. «Кстати, он не требовал с тебя денег в компенсацию за рану?» — «Да ты что!» — возмутилась она. Игорь свел разговор на предстоящий концерт, жаловался на дирекцию филармонии. Она же, слушая и не слушая, думала о своем. Вот случилось происшествие, думала она, а уже трудно сказать, знаешь или не знаешь человека. «Что с тобой?» — удивился Игорь. «Я сама не знаю», — ответила она. Игорь подивился ее словам и предложил прогуляться, развеяться. «Нет уж, спасибо!» — сказала она ему. Игорь рассердился, наговорил глупостей, а сегодня звонил, просил прощения. Он неотразим, когда кается…

— Тогда я говорю ему, — дошел до нее голос Тимохи, — что так дело не пойдет.

— Какое дело? — не поняла она.

— Да Михееву говорю. Ты что, не слушаешь?

— Слушаю…

— Оно и видно… Устала ты со мной. Уж не приходила бы, что ли.

— Я обязана, — повторила Лена Вожаева.

…Еще один день прошел. Боли в боку почти не стало, и Тимоха затосковал, начал проситься на выписку. Врач сказал, что рано еще, лежать надо.

А Лена не пришла. То ли его совета послушалась, то ли случилось что…

От нечего делать он читал растрепанные больничные журналы, пахнущие лекарствами, а больше глядел в потолок и дремал.

Вот так задремал и не заметил, как в палате оказался еще один посетитель. Мариха-токариха. То есть токарь Калашникова из их цеха.

— Здорово, курносая! — сказал он. — Михеев придал?

— Нет, я сама, — ответила она и покраснела.

— Зачем?

— Так просто… Я ведь в отгуле была эти дни. Нынче прихожу, а мне рассказывают… Ох, как я перепугалась!

— Даже сознание теряла? — Тимоха сразу настроился на обычный снисходительно-шутливый тон разговора с курносой токарихой.