«Мартен»

— Не наливайте, замполит, пить не буду.

— Чай пить — не дрова рубить, — заметил Зырянов, ставя стакан перед Богдановым и подвигая к нему поближе все, что было на столе. — Угощайтесь по-свойски, запросто.

Однако Богданов ни к чему не притрагивался. То и дело поглядывал на незанавешанное окно. Прислушался. Ему казалось, что Даша вот-вот подойдет. А, может быть, уже пришла и стоит у крыльца.

И он встал, метнулся из-за стола, чуть его не перевернул вместе с самоваром, шагнул к двери, быстро надел шапку, фуфайку.

— Я как-нибудь еще приду! — сказал он Зырянову.

Владимир Курбатов СТИХОТВОРЕНИЕ

Здравствуй!
Не хочу прощаться.
Здравствуй!
Ветер бьет в лицо.
Здравствуй! — это возвращаться
На любимое крыльцо.
Но в тебе уже
Прощанье,
Будто осень, будто дождь.
Но в тебе уже
Молчанье.
Ты уже разлуки ждешь.
Ты уже совсем не рядом,
Вот ушла, махнув рукой…
Невеликая награда
За потерянный
Покой.

Дина Широкова СТИХОТВОРЕНИЕ

Когда рванутся к Марсу корабли,
Взметнув огонь прощальный над Землею,
Там будет сын мой…
                    Строг и молчалив,
Он будет удивительно спокоен,
Мой взрослый сын…
                    Ну, а сейчас пока
Рисует он хвостатые ракеты,
Какие-то смешные облака
Немыслимо оранжевого цвета.
Он входит в мир, и сотни «почему»
Теснятся в рыжей голове сыновьей.
Я думаю,
            как рассказать ему
Об этом мире, бесконечно новом.
Когда на Землю ступит сын седой,
Вернувшись из космического рейса,
Его здесь встретит мир совсем другой —
И люди незнакомые, и песни…
Но я, вознесшись над годами вновь
Той материнскою любовью вечной,
Былинкою стремительной степной
Отчаянно рванусь
                    ему навстречу.

Николай Верзаков АДИУС Рассказ

Голубая полоса от фонаря падала на стол, ломалась, прочерчивала наискось половицы, пересекала руку жены. Андрей откинул одеяло и опустил ноги на холодный пол.

— Уходишь? — Адель поднялась на локте, попала в полосу света и сощурилась, — остался бы…

Он не ответил, отыскивая ногой тапки.

— Цеховые на вечер идут…

«Боже, как надоело, будто не восемь, а восемьсот лет вместе прожили», — подумал, раздражаясь.

На кухне он плеснул в лицо холодной воды, быстро оделся, залпом выпил кружку остывшего чая.

— Уйти, что ли? — послышалось тоскливое всхлипывание.

— Держать не буду. — Он надел приготовленный с вечера рюкзак и взял ружье.

— Зачем женился тогда?

— Сына не разбуди. А что женился на тебе, так дурак был, вот и маюсь.

Заметался во сне Генка. Андрей хлопнул дверью.

В поселке еще спали. Светилось лишь окно у соседа Евстигнеева. Там маячила его лохматая голова. «С ребенком нянчится, а баба, небось, седьмой сон видит». По инею на траве, стуку сапог, ровному тону занимающейся зари он определил, что день будет вёдренным, тихим, и прибавил шагу. Было приятно чувствовать теплоту в теле и испытывать удовольствие от быстрой ходьбы.

«Знает, что будет по-моему, — он глубоко вбирал остывший за ночь воздух, — но не упустит случая выказать свое упрямство». Бабка не перечила деду, мать — отцу, и он, может быть, лучший слесарь во всем городе, не станет плясать под сурдинку. Начальник участка вчера машину помял — и к нему: «Андрей Ильич, просьбица…» Отчего не уважить? Но не в субботу. Выходной — для души. Не хочешь ждать, найди другого. Только другой так не сделает, так не сделает никто. Понимают и ждут. Все понимают, каков он есть человек, кроме нее.

По краям дороги пихтач. Неистребимый грибной запах. Редкий писк синиц да прерывистый стукоток дятла: постучит, будто подумает, а стоит ли продолжать? Снова постучит и опять задумается: а не рано ли? Глухой шум — внизу бурлит стремительная Губенка, обтекая скользкие камни.

Тут, на берегу, когда-то прогремел его первый выстрел. Запоздавший с отлетом селезень поник изумрудной шеей. Сизый дымок тек над рекой. Сладковато пахла гильза пороховой гарью. Искрилась, качаемая водой, обледенелая ветка тальника…