Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха

30 января 1945 года, в день двенадцатой — и последней — годовщины «тысячелетнего рейха», Борман с пафосом в голосе заявил, что сейчас, в момент наибольшей опасности, каждый член НСДАП должен являть собой пример стойкости и преданности. Спасение материальных ценностей из районов, над которыми нависла угроза вторжения противника, уже не имело смысла. Задача состояла в организации «физического и духовного сопротивления». Два дня спустя партийные функционеры получили приказ — секретный! — следить за точным исполнением всех распоряжений. Всякого, кто проявил беспечность или халатность, следовало беспощадно наказывать. 23 февраля Борман сформулировал свои требования более конкретно: всякого, кто пренебрег своими обязанностями или использовал служебное положение ради собственной выгоды или выгоды семьи, кто бросил доверенных его руководству товарищей, кто пытался отречься от НСДАП, кто отказался от борьбы и собирался сдаться на милость врага, ждало суровое наказание. Исключение из партии и трибунал были неизбежным следствием таких поступков. Рейхсминистр юстиции Тирак объявил о введении драконовских мер 15 февраля. Борман же подкрепил этот шаг передачей гауляйтерам судебных полномочий. Им поручалось выносить приговоры трибунала в соответствии с его требованиями и вешать тех, кто отказывается воевать.

Одновременно гауляйтеры и рейхсляйтеры получили приглашения присутствовать 24 февраля на праздновании годовщины основания партии, которое произошло в 1920 году. На сей раз торжественная церемония проходила не в Мюнхене, а в рейхсканцелярии. По предложению Бормана собравшиеся приняли резолюцию о том, что спасения можно добиться только силой. Такая точка зрения не сулила радужных [440] перспектив, но подсознательно многие еще надеялись, что интуиция Гитлера укажет им некий выход.

Столица встретила их пожарами, охватившими город после ночной бомбардировки. Помощники Бормана посоветовали гостям ожидать приглашения в ресторанах — из-за частых налетов они тоже находились в плачевном состоянии — поблизости от комплекса правительственных зданий. Затем при входе в рейхсканцелярию их заставили освободиться от верхней одежды и личного оружия. На некоторое время предоставленные себе, приглашенные могли свободно побеседовать. Гауляйтер Дассау Рудольф Йордан вспоминал: «Звучали резкие слова, фюрера критиковали за то, что он, запершись в бункере, отгородился от всего мира». Выйдя к гостям, Борман коротко изложил программу дня и проинструктировал всех не обращаться к Гитлеру с вопросами ни после его речи, ни во время ленча, поскольку «фюрер занят важнейшими проблемами, от которых его не следует отвлекать».

Собравшихся поразил вид постаревшего, трясущегося лидера. Голос его звучал утомленно, новые лозунги не вдохновляли, хотя он пообещал им целый флот подводных лодок и реактивные ракеты, которые позволят Германии встать с колен и повернуть ход войны вспять. В тот момент все поняли, что он лжет, поскольку хорошо знали положение дел в оборонной промышленности своих округов. В нависшей тишине всеобщей подавленности сидевшие в первых рядах услышали слабое «о Господи», слетевшее с губ Гитлера, когда он уходил из зала. Позднее, во время ленча, когда фюрер заканчивал монолог и приглашенные готовы были, нарушив запрет, засыпать его вопросами и сообщениями, вошел Борман и передал Гитлеру записку — предлог покинуть гостей. Сопровождая фюрера, рейхсляйтер НСДАП у двери обернулся и объявил: «А теперь — до свидания! Следующая встреча состоится через две недели». [441]

Все, кто пытался как-то привлечь внимание фюрера, вызывали у Бормана раздражение — по его утверждению, подобные обращения отвлекали фюрера от дел исключительной важности, но на самом деле рейхсляйтер опасался, что при личной встрече эти люди могут разъяснить Гитлеру, чего именно добивался он сам. Так, попытку Геббельса обсудить с диктатором положение мирного населения (рейхсминистр пропаганды прислал фотографии, сделанные в разрушенных городах) Борман отклонил под тем предлогом, что «эти картинки произведут слишком удручающее впечатление, а сейчас фюреру необходимо душевное спокойствие». Рапорты гауляйтеров о плачевном состоянии страны перекочевывали со стола Бормана прямо в сейфы архива.

* * *