Мартин Иден

В довершение же всего «Котел», который он считал одной из своих лучших вещей, оказался потерянным. В отчаянии разыскивая журнал, куда бы он мог посылать свои произведения, он отправил «Котел» в светский еженедельник «Волна», издававшийся в Сан-Франциско. Главная причина, по которой он выбрал именно этот журнал, заключалась в том, что он рассчитывал на скорый ответ, ибо Сан-Франциско разделял с Оклендом лишь залив. Две недели спустя он чрезвычайно обрадовался, увидев в газетном киоске последний номер журнала, где рассказ его был напечатан целиком, на видном месте и снабжен иллюстрациями. Он вернулся домой с сильно бьющимся сердцем, соображая, сколько ему могут заплатить за одну из его лучших вещей. Ему было приятно, кроме того, что его так быстро приняли и напечатали, но все же удивило, что издатель не сообщил ему об этом. Прождав около двух с половиной недель, он, наконец, победил свою застенчивость и, отчаявшись, написал в редакцию «Волны», что, по всей вероятности, его маленький счет забыт по небрежности заведующего.

«Даже если это будет не больше пяти долларов, — думал Мартин, — я все же смогу купить достаточно бобов и гороху, что даст мне возможность написать еще несколько таких вещей».

Но вместо этого Мартин получил от издателя ответ, который своей наглостью привел его даже в восхищение.

«Мы благодарим Вас, — говорилось в письме, — за Ваш прекрасный рассказ. Всем нам в редакции он чрезвычайно понравился и, как видите, мы напечатали его немедленно на видном месте. Мы надеемся, что Вам понравились рисунки.

Перечитывая Ваше письмо, мы поняли, что Вы, очевидно, находитесь в заблуждении, полагая, что мы платим за рукописи, которые не были нами заказаны. Это у нас не принято, а на Вашей рукописи условия не были обозначены. Мы, естественно, полагали, получив Ваш рассказ, что Вам это известно. Мы можем только выразить Вам глубокое сожаление по поводу этого печального недоразумения и засвидетельствовать наше неизменное уважение. Еще раз благодарим Вас и, надеясь в будущем получить от Вас новые рассказы, остаемся…» и т. д.

В постскриптуме было сказано, что хотя «Волна» никому не высылается бесплатно, но редакция с удовольствием подпишет его на следующий год.

После такого опыта Мартин всегда писал наверху каждого листа своей рукописи: «Гонорар по вашей обычной таксе».

Когда-нибудь, утешал он себя, они будут платить по моей таксе.

В этот период в нем пробудилась страсть к совершенствованию, и он переделал и отшлифовал «Веселую улицу», «Вино жизни», «Радость», «Песни моря» и другие свои ранние произведения. Как и прежде, девятнадцатичасовой рабочий день был для него слишком короток. Он много писал и много читал, забывая в работе муки, причиняемые воздержанием от курения. Присланное Рут средство от курения, снабженное популярной рекламой, он засунул в самый дальний угол своей каморки. Отсутствие табака причиняло ему особенно сильные страдания в то время, когда он голодал. Но как ни подавлял он в себе желания курить, оно оставалось все таким же сильным и не покидало его. Он считал свою стойкость величайшей победой. А с точки зрения Рут он просто поступал правильно, не больше. Она купила ему это средство из своих карманных денег и через неделю уже забыла об этом.

Его маленькие рассказы ремесленного производства продавались хорошо, хотя он ненавидел их и смеялся над ними. Но все же благодаря им он выкупил свои вещи, покрыл большую часть счетов и даже купил новую шину для своего велосипеда. Эти рассказы по крайней мере давали ему возможность быть сытым и заниматься серьезной работой. Бодрость его поддерживалась воспоминаниями о сорока долларах, полученных из «Белой мыши». Все его надежды основывались на этом, и он верил, что настоящие первоклассные журналы будут платить неизвестному автору столько же, если не больше. Задача заключалась в том, как проникнуть в эти первоклассные журналы; его лучшие повести, статьи и стихотворения напрасно стучались в двери редакций, а между тем он каждый месяц читал под их пестрыми обложками кучу невыносимо скучных, глупых и нехудожественных вещей.

«Если бы хоть один редактор, — думал он иногда, — снизошел до того, чтобы написать мне одну ободряющую строчку! Пусть моя работа необычна, пусть она непригодна по каким-нибудь высшим соображениям, но ведь есть же в ней, несомненно, какие-то искорки — хотя бы самая малость, — которые должны вызывать у них ту или иную реакцию».

И после этого он снова вытаскивал какую-нибудь из своих рукописей и перечитывал ее, тщетно стараясь понять причину молчания редакторов.