Мартин Скорсезе. Ретроспектива

В этот момент показывают сцену секса; изначально ее не было в фильме «Я звоню первым», но ее потребовал американский прокатчик, чтобы сделать картину более продаваемой. Джей Ар лежит на кровати в пустом лофте, он занимается сексом с проституткой, а затем раскидывается на кровати в позе распятия. Я думаю, этот символ значит, что секс является одним из бичей или наказаний Христа. Сцена, конечно, стоит особняком в фильме, но хорошо снята, нервной подвижной камерой.

Следующая сцена (поначалу она тоже кажется оторванной от основной линии повествования): Джей Ар и его приятели едут на машине на север штата Нью-Йорк, встречают парня в баре, и на следующий день он показывает им «прекрасный вид». Мы видим тяжелый подъем в гору через густой лес, деревья без листвы, а затем статичный кадр – Джей Ар сидит на возвышенности и созерцает пейзаж. Он кажется умиротворенным как никогда. Возможно, в этом моменте есть те порывы, что Скорсезе выразил в фильме «Кундун», – этот выбор режиссера труднее всего поддается объяснению.

В фильме есть сцена, объясняющая название «Я звоню первым»; она снята в том же месте, что и перестрелка: две женщины приглашены на вечеринку, которая едва не превращается в групповое изнасилование. «Я звоню первым» отсылает к правилам детской игры, где первый, кто говорит эту фразу, идет первым. Отношение к женщинам в этой сцене леденит душу.

Так же, как эпизод с пистолетом зарифмован с кадрами «Рио-Браво», сцена, где Джей Ар напивается в баре с друзьями, пересекается в его воображении с кадрами изнасилования Девушки. Позже, в ее квартире, он называет ее шлюхой. Затем Джей Ар идет на исповедь, в церкви – последовательность кадров: святые, которые наносят себе увечья, раны Христа. Кадры в церкви повторяются и находят развитие в сценах с Харви Кейтелем из фильма «Злые улицы».

Большинство дебютных фильмов – сырые и запутанные. Несомненно, такими были и ранние версии «Я звоню первым»; одна из них называлась «Зовите танцовщиц». Но к тому времени, когда фильм был закончен, это была цельная, впечатляющая работа, иллюстрация самоистязания героя в попытках примириться с влечением и виной. Примечательно, что Скорсезе уже в столь юном возрасте ясно определил свои темы и персонажей. Примечательно и то, что в этом фильме есть отсылка к «Искателям», поскольку именно они дадут Полу Шредеру подтекст для «Таксиста». Двое мужчин будут сотрудничать всю жизнь.

Впервые увидев «Я звоню первым», я дал фильму, казалось бы, безрассудную оценку: «Американский шедевр». Сорок лет спустя эти слова все еще кажутся мне оправданными. Несмотря на шероховатости малобюджетной картины и порой несовершенный саундтрек, это выдающаяся работа, даже если бы Скорсезе больше ничего не снял.

«Вудсток»: интервью с Мартином Скорсезе & Co

15 февраля 1970 года

Нью-Йорк

Они сказали, что съемки фильма о Вудстоке – это три дня без сна. Работа всех операторов была скоординирована, Уодли раздавал им инструкции через наушники. А Дон Ленсер плакал во время выступления Jefferson Airplane[8], плакал, потому что «висел» над ними, он практически засунул камеру в горло Грейс Слик, и весь этот грохот оглушал его, окруженного кучей колонок – просто огроменных, мать их! – и он плакал. Можно было слышать, как он плачет, поверх наушников, он плакал, потому что не мог двигаться: он должен был ровно держать чертову камеру…

Вау… мягко говоря. Удивительно. Нам подвозили витамин B₁₂ на вертолетах, чтобы команда могла продолжать работать. Двое операторов вывихнули колени. Да, вывихнули колени. От сидения на корточках по десять-двенадцать часов. И в конце концов они больше не выдержали. Может быть, они упали после двадцати часов, и кто-то другой схватил камеру. Упали и заснули прямо на сцене, в окружении музыки, и проснулись во время выступления Grateful Dead. Проснулись и подумали: «Это закончится. Мы закончим это». Но потом ты снова отключаешься…

Да. Я помню, как кутался в плед, когда люди падали на меня в темноте. И просыпались под Grateful Dead, да. Небо темное, а свет такой плохой, что они выкручивали фоточувствительность пленки до максимума, чтобы заснять хоть что-нибудь. Думали, что работают уже целую вечность. И что нет ничего, кроме этого концерта.

После двух дней впадаешь в такое состояние… Помню, ко времени выступления Jefferson Airplane я не спал тридцать шесть часов, и они начали играть, погрузились в музыку, зависли в ней. И через пятнадцать минут, и через полчаса они продолжают играть, а ты паришь, ты отрешился от всего, что происходит. И только через час они переходят на что-то другое, и ты слышишь: «Ты – венец творения…» (You are the crown of creation), и все снова собирается воедино, напоминает тебе: «Эй, чувак, это песня Crown of Creation, это Airplane. А ведь ты даже забыл, кто это такие, парень…»