Читаем Мартиролог. Дневники полностью

«Уважаемые товарищи!

Обеспокоенный неясным и противоречивым поведением представителей культурного отдела советского посольства в Риме, взявшихся переслать месяц тому назад мое письмо на имя генерального секретаря КПСС Ю. В. Андропова, вынужден беспокоить Вас его копией, так как не уверен, что оно дошло до адресата.

Народный артист РСФСРА. А. ТарковскийЛондон, 17.10.83 г.»

20 ноября San Gregorio

[Перевод вырезки из «Europio», от 1.10.1983 г., см. Приложение{13}]

Сегодня мы с Ларой вернулись из Лондона после постановки «Годунова». Все это время я не притрагивался к дневнику: то ли из-за того, что не писалось в чужом доме, то ли из-за чувства временности нашей лондонской жизни. Но начну по порядку.

Сначала мы улетели в Теллурайд (US Colorado), куда нас пригласили на фестиваль (и приглашали уже давно, но Госкино «не желало»). Директор фестиваля Билл Пенс, которому помогает жена Стелла. Главный их помощник — Том Лади, — работающий в фирме у Копполы. Теллурайд — игрушечный город в горах, чуть ниже развалин бывшего рудника. Горы, в горах снег, канадские ели, осины, цветы. Ручеек, на берегу гостиница из дерева.

22 ноября

Когда я раньше видел американские фильмы, действие которых разыгрывалось в деревне или в маленьких заштатных городках, мне всегда казалось, что декорации домов, улиц плохо сделаны. Но когда я увидел воочию эти места, то убедился в обратном. Вся Америка — какой-то Диснейлэнд (декорация). Дома строятся из реечек, обструганных досок и фанерок. Впечатление временности, недолговечности царит надо всем. Кшиштоф Занусси, с которым мы путешествовали, объясняет это динамизмом американцев, нежеланием засиживаться, готовностью мчаться на другой конец страны, если предложена более выгодная работа.

«Гамлета» — его части — надо снимать в Monument Valley. Поразительно, что в таких (подобных М. V.) местах, где надо разговаривать с Богом, американцы снимают вестерны, по примеру Джона Форда. Квакеры. Деревня. Суперквакеры. Девочки в длинных юбках. Огромные пространства, шоссе, на которых не попадаются встречные машины. Пустота. Игрушечные городки и великолепные степи.

Бедные американцы — бездуховные, без корней, живущие на земле духовного богатства, которой не знают и не чувствуют цены. Нью-Йорк ужасен. Брежник (сын) — еще более ужасен (прокатчик). Было несколько интервью.

Встречался с Васей Аксеновым в Вашингтоне. Он какой-то помрачневший, или углубленно деловитый, не понял толком. Майя, его жена, показалась мне домашней, не суетливой. Живут они в стандартной квартире, показавшейся мне (после Италии) неуютной. Он много пишет и читает лекции в одном из университетов, чтобы жить.

Потом отправились к Славе Ростроповичу (он оказался в Вашингтоне, куда я звонил из Нью-Йорка. Не застал его, но он, узнав о моем звонке, перезвонил сам). Он ужасно милый, правда, страшный матерщинник. Манера разговора — совершенно Коля Сидельников! Теперь понятно, в кого наш Коля. Очень близко к сердцу принял нашу проблему. Обещал помочь. Он считает, что если мы попросим политического убежища в Америке, то Андрюшка и Анна Семеновна будут здесь очень скоро. Нет, кажется, напутал: это Том Лади и Билл Пенс говорили об этом, когда узнали о наших проблемах. Я оставил свою «краткую биографию» для Славы: он хочет поговорить обо мне. Он, по-моему, подыскивает мне что-то вроде работы. (Хотя я не совсем понимаю, зачем она мне сейчас, когда я начинаю фильм.) Для того, кажется, чтобы оказаться нужным Америке. Что-то неловкое, с моей точки зрения. В общем, Слава нас обнадежил. Затем мы вернулись в Нью-Йорк, а затем и в Италию.

Дома в Сан Грегорио тянется волынка с ремонтом дома. Разрешения, заявления, проекты…

Перед поездкой в Лондон виделся в Риме с Сизовым, который заехал в Рим с фестиваля в Венеции, где был главой советской делегации. Оттуда-то у них и убежал журналист-кагэбэшник Олег Битов (брат Андрея-писателя). Сизов сказал, что мне надо возвращаться в Москву, так как, «говоря неофициально» (?), есть «решение» дать мне положительный ответ на мое письмо, а для того, чтобы все урегулировать, мне надо быть в Москве. Я ответил, что в Москву не поеду. Сизов был с Нарымовым. Кстати, Сизов сказал (на мой вопрос), что в своем письме я во всем не прав. Т. е. это значит, что он выполнял поручение начальства, и не хочет иметь по этому поводу никакого частного мнения. Тем более, что он был с Нарымовым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное