Мартиролог. Дневники

А числа 15-го пришел Антипенко и сказал, что Сережа Параджанов подписал прошение о помиловании, которое подписал якобы Подгорный, и что вот уже получено от Сережи письмо, где он пишет, что ему официально объявили, что через два месяца его выпустят. Мне стало очень тревожно. Зачем было объявлять на весь лагерь об этом? Во-первых, Сергею тяжело, во-вторых, урки не любят, когда кого-нибудь выпускают раньше срока. А если все это специально подстроено?

Ермаш, конечно, узнал, что я написал письмо съезду. Вызвал меня и «объяснил», что третья заявка была ему нужна, чтобы было что показать иностранцам-телевизионщикам, чтобы на корню «продать» «Идиота» (вариант для ТВ) 7–9 серий (за «Кодак» и аппаратуру). Вот это оборот! Срочно потребовал третьей заявки и сценарий по Стругацким. Я сказал, что нахожусь в крайней ситуации и если ничего не получится с работой, то буду писать в Политбюро.

Саша Мишарин написал бредовую заявку, которую никому нельзя показывать, т. к. она может явиться лишь свидетельством его пьянства. Маша будет звонить ему и передаст от меня, чтобы он написал что-нибудь приемлемое.

19 марта

Приехал Баграт Оганесян просить меня стать его художественным руководителем на съемках сценария Г. Матевосяна. Очень не хочется.

Вчера в 12 ночи возвращался с юбилея «Иллюзиона». Такси не было, и я поймал какой-то «Москвич».

В одном месте шофер пересек перекресток на Кропоткинской при красном свете. Мы разговорились. Он сказал, что не различает зеленый цвет и красный. «Вы что, дальтоник?» — «Да нет, я пошутил». И тут меня осенило. «Я знаю, кто Вы, Вас зовут Жорж Хитрово». Он очень удивился. Я узнал его через 40 лет. Мне было тогда, на хуторе, в Тучкове, 4 года, а ему лет 14–15. В машине же я ни разу на него не взглянул.

23 марта

Вчера во время репетиции в театре звонил Ермаш. Сообщил мне, что прочитал сценарий о Гофмане и не видит в нем ничего криминального. Просил поправить два места: там, где без пунша Гофман не может творить, и где произносит слова в тосте по поводу непознаваемости мира. Сказал, что уезжает и будет через неделю. Также он говорил с Сурковым насчет печатания «Гофманианы» в «Искусстве кино».

29 марта

Сурков изображает теперь, что это он отстаивал «Гофманиану» перед Ермашом. Вот дешевка!

Андрей Тарковский и Ольга Кизилова, дочь Ларисы. Москва

Заболел, 4 дня лежу — страшный грипп.

Пришел С[аша] Антипенко и рассказал о звонке Балаяна Сировскому. Сережу Параджанова не освобождают. Сон оказался в руку.

Апрель 1976

19 апреля

Два дня тому назад был у Ермаша. «Сталкер» одобрен (три мелких замечания). Заявка на «Идиота» тоже принята.

Собирался сегодня в Таллин, но не поеду. Заболел. Мне будто бы предлагают мастерскую научно-технического кино (?). Странно. Что думает Энн о моем художественном руководстве в Эстонии?

20 апреля

Толстой писал:

«— Если иногда удается забыть о людях, испытываешь какой-то экстаз свободы.

— Если бы я был один, я был бы юродивым, то есть ничем бы не дорожил в жизни…

— Надо и в писании быть юродивым…»

Сегодня получил три письма и две телеграммы по поводу «Зеркала»: из Горького, Новосибирска, Свердловска. Два письма чудовищно безграмотные и ругательные. Одно было безграмотное, но благодарственное. Телеграммы от целых коллективов и поздравительные.

«„Зеркало“ — антимещанское кино, и поэтому у него не может не быть множества врагов. „Зеркало“, религиозно. И конечно, непонятно массе, привыкшей к киношке и не умеющей читать книг, слушать музыку, глядеть живопись… Никаким массам искусства и не надо, а нужно совсем другое — развлечение, отдыхательное зрелище, на фоне нравоучительного „сюжета“».

21 апреля

Может быть, ответить кому-нибудь на ругательное письмо по поводу «Зеркала»? А зачем? Чтобы убедить неграмотного, низко чувствующего человека, что он неправ? Чтобы доказатьсебе, что я прав? Для того, чтобы воспитать кого-то? Все это не мое дело. А мое дело — заниматься тем, что Бог дал, несмотря на ругань. Во все времена была ругань, темнота, снобизм. Я не думаю о себе слишком восторженно — просто надо нести свой крест. А была ли это насмешка, или я был прав — время укажет.

Толстого не может читать и любить человек эгоистический. Толстой враждебен ему. Правда, он может, обманывая себя, думать, что только он понимает Толстого.

Май-июнь 1976

2 мая

Тонино привез мне камеру — звуковую, 8 мм.

10 мая

Говорили с Тонино. Фильм: диалог —

Он: Обо всем, что важно, что любит, что ненавидит.

Я: То же самое.

1. Снимать у меня в деревне.