Мартиролог. Дневники

«…Думаю, что Маяковский останется в истории литературы большевистских лет как самый низкий, циничный и вредный слуга советского людоедства, по части литературного восхваления его и тем самым воздействия на советскую чернь, — тут не в счет, конечно, только один Горький, пропаганда которого с его мировой знаменитостью, с его большими и примитивными литературными способностями, как нельзя более подходящими для вкусов толпы, с огромной силой актерства, гомерической лживостью и беспримерной неутомимостью в ней оказала такую страшную преступную помощь большевизму поистине „в планетарном масштабе“. И советская Москва не только с великой щедростью, но даже с идиотской чрезмерностью отплатила Маяковскому за все его восхваления ее, за всяческую помощь ей в деле развращения советских людей, в снижении их нравов и вкусов…»

(Бунин. «Маяковский», сб. «Под серпом и молотом», Канада, Лондон, 1975)

Позвонила Маша Чугунова и сказала, что Лариса задерживается до 7 сентября: «она ушибла ногу, поскользнувшись на мостках». <…> Опять задержки, затяжки, вместо того, чтобы хлопотать об Андрюше. О Господи! Просила от имени RAI дать телекс в «Совинфильм», чтобы они оплатили Ларисе купе целиком в поезде, т. к. она везет реквизит… (Сказать завтра Казати.)

24 августа

«Конец русскому государству будет тогда, когда разрушатся наши нравственные основы, когда погаснут лампады над гробницей Сергия Преподобного и закроются врата его Лавры».

(Ключевский)

Эти слова Бунин дважды повторял в своих выступлениях:

«Толстой сказал про себя однажды: „Вся беда в том, что у меня воображение немного живее, чем у других.

Есть и у меня эта беда“».

(Бунин. «Окаянные дни»)

25 августа

Западные немцы прислали приглашение на встречу в Дюссельдорфской киношколе (институте). Просят побеседовать с учениками и, видимо, лекций. Обещают гонорар. Будет ретроспектива моих фильмов.

26 августа

«Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: „За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…“»

(Бунин. «Окаянные дни», 25 апреля 1919)

Сенька прислал телеграмму: «Postupil Ura. Arsenii». Молодец, Сенька, надо отправить ему телеграмму. (Кажется, ул. Чкалова, 24/32, кв. 69. Неужели забыл?)

Большие неприятности с деньгами на картине: не хватает 200 млн. Неужели закроют? Или уже знают, что доплатят? «Темна вода в облацех».

27 августа

Позвонил Ронди из Венеции и умолял приехать на два дня на фестиваль: в газетах было, что я член жюри. Умолял. Говорил, что если я не приеду, будет огромный скандал, что приезжает Ермаш и два советских фильма на конкурсе. Просил еще прилететь и в следующие субботу и воскресенье, но это, конечно, невозможно.

Казати куда-то исчез. Норман на хвосте притащил слух, будто бы знакомый Лины Тавиани слышал от кого-то из «Гомона», что мой фильм делаться не будет (на 90 %) из-за денег, которых нам не хватает.

Разговаривал с Казати. И у меня возникли подозрения, что он меня обманывает, чтобы иметь гарантии в работе. Может быть, перерасход есть, но не такой (200 млн), о котором он говорит. Не верю, что Дом Горчакова стоит 45 млн, а крыша для него — 4 млн.

Звонил Pio De Berti. Сказал, что в газетах его обвиняют в том, что он не разрешает Тарковскому ехать на фестиваль. (Это сделал Lizzani.) Сказал также, чтобы я поступал так, как сочту нужным. Даже мог бы сказать, что он, De Bertiy — против действительно. Короче, я лечу завтра в Венецию, чтобы отделаться от них всех. И от фестиваля, если удастся.