Мартон и его друзья

— Я тоже пойду, — вмешался неожиданно Йошка. — Я должен показать отцу письмо. А Пирошка принесет его обратно.

Пишта закрыл журнал.

— Я тоже пойду, — сказал он, — хоть и жалко, уж очень журнал интересный, — не преминул он тут же приврать.

Флориан вышел из алькова, на ходу надевая пальто.

— Ну, пошли… — бросил он, будто они вместе сговорились пойти погулять.

Вышли на плохо освещенную, темную улицу и остановились. Все молчали. Пирошка потому, что ей хотелось вовсе не этого. Йошка потому, что не знал, как надо поступать в таких случаях. Флориан и Пишта молчали, так как головы у них были полны не тем, о чем подобало сейчас говорить.

Йошка и понятия не имел о том, что творится в душе у Флориана и Пишты. Он думал, что все вышло случайно, и не знал, как отвязаться от них. Единственным его желанием было остаться вдвоем с Пирошкой. Но голова у него бездействовала, зато у Пирошки действовала с той женской целеустремленностью, благодаря которой девушка порой даст кой в чем десять очков вперед мужчине вдвое старше ее.

— Ну, Флориан?.. — спросила Пирошка.

Флориан понял. Он круто повернулся и, буркнув: «Провались оно все!», внезапно направился туда, куда поклялся — какой уж раз! — больше не ходить. Двадцать шагов и — темная улица поглотила его.

— А ты, Пишта? — спросила с ласковой жестокостью Пирошка, когда они дошли до первого угла. — Ты сейчас пойдешь домой, верно?

— Д-д-да… — ответил мальчик. В своем пальтишке он казался еще более тщедушным и невзрачным.

— Ну, ступай… В воскресенье приходи опять, — сказала Пирошка и протянула руку. — Буду ждать…

Пишта чуть не задохнулся от обиды. Он с трудом отпустил руку Пирошки и направился домой. Но вдруг остановился, повернул обратно и бесшумно, точно кошка, крадучись пошел за ними на некотором расстоянии, чтобы его не заметили. «Возьмет ее под руку?» — спросил он самого себя, и зубы его лязгнули от страшного чувства ревности.

А Йошка и Пирошка двинулись дальше.

Шли долго, наконец подошли к дому Йошки. Пишта остановился, издалека следил за ними. Он напрягал глаза, но ничего не видел: казалось, Йошка и Пирошка растворились на осенней, слякотной, неосвещенной улице.

«Теперь Йошка пойдет домой, передаст письмо. Пирошка вернется одна, и я подбегу к ней», — подумал Пишта.

Йошка, однако, не остался дома. Он пошел провожать Пирошку. Пишта, чтобы не натолкнуться на него, перебежал на другую сторону улицы. И снова началось прерванное шествие впереди Пирошка с Йошкой, позади Пишта.

Вот и парадное дома Пюнкешти. Йошка и Пирошка останавливаются. Они говорят, говорят. Иногда слышится ласковый смех Пирошки. Пиште кажется, будто сердце его перепиливают пополам. Затем смолкают. «Прощаются? — Мальчик напрягает глаза. — Поцелует?» Не поцеловал. Опять говорят, говорят, говорят без умолку. «И о чем они столько говорят?» Потом снова идут дальше. Пишта мгновенье стоит растерянный, не знает, что ему делать. Поздно уже. Дома не миновать скандала… «За ними! Вдогонку!»

Вдруг он потерял их. «Где они? Боже мой!» И мальчишка помчался вперед по темной улице. Вот! Они шли под руку. «Теперь уж Йошка не пойдет провожать ее обратно. Это хорошо. Я подбегу к Пирошке».

Но тут произошло что-то совсем чудно́е. Пирошка и Йошка повернули на другую, еще более темную улицу. «Куда они идут?» Пошел дождь. Выношенное пальто Пишты сразу промокло. Парадные домов закрывались одно за другим. Пробило десять. Час, когда запирают парадные двери.

— Ой, господи, что ж дома-то будет? — вслух простонал Пишта. Но он не в силах был отказаться от погони, потому что не мог освободиться от терзавшего его чувства.

Те двое остановились возле каких-то дверей. Обнялись. Обнимались долго, ни на что не обращая внимания. Пишта больше не выдержал. Словно тигренок, вышедший впервые на охоту, подкрался к ним сзади, чтобы застигнуть врасплох. Сердце колотилось так, что, казалось, разнесет грудную клетку. Тонкие губы Пишты растянулись в ниточку.

— Поймаю на месте преступления! — пробормотал он, чуть не ползком подбираясь к ним в темноте. Лицо его было страшно.

А те двое ничего не замечали.

— Пирошка! — прошептал Пишта в спину девушки.

Она вздрогнула и обернулась к Пиште лицом. Это была не Пирошка. На Пишту уставилось лицо незнакомой «тетеньки».

— Чего тебе? — крикнула женщина.

— Пошел к черту! — хрипло бросил мужчина.

— Не они! — пролепетал Пишта и испуганно попятился назад, опасаясь, что его стукнут по голове. Повернулся только тогда, когда отошел шагов на десять.

— Не они! — прошептал мальчик. — Куда же они-то делись! Те!

Зубы Пишты с ненавистью лязгали. И только теперь охватила его настоящая тревога.

Он побежал к дому Пюнкешти. Позвонил дворнику, хотя у него не было ни гроша.

— К Пюнкешти, — бросил он взволнованно. — На обратном заплачу!

— Что случилось? — спросил дворник.

— Мой брат… — и Пишта понесся вверх по лестнице. Постучался в дверь кухни. Один раз, второй.

Наконец за дверью вспыхнул свет. Скрипнула дверь комнаты. Послышались мягкие шаги и голос жены Пюнкешти за кухонной дверью:

— Кто это?

— Я… Пишта…

Дверь отворилась. Пишта вошел.