Мартовскіе дни 1917 года

Здѣсь я искусственно обрываю офиціальную запись, ибо, очевидно, наступил момент перерыва, котораго требовали делегаты[219]. Вновь запись Андр. Вл. наиболѣе отчетливо рисует картину. "Вскорѣ я пошел к Гучкову и Шульгину, — разсказывает Рузскій, — и спросил их, к какому они пришли рѣшенію. Шульгин отвѣтил, что они рѣшительно не знают, как поступить. На мой вопрос, как по основным законам: может ли отрекаться за сына, они оба не знали. Я им замѣтил, как это они ѣдут по такому важному государственному вопросу и не захватили с собой ни тома основных законов, ни даже юриста. Шульгин отвѣтил, что они вовсе не ожидали такого рѣшенія. Потолковав немного, Гучков рѣшил, что формула Государя пріемлема, что теперь безразлично, имѣл ли Государь право или нѣт.С этим они вернулись к Государю". Данилов говорит, что новая комбинація власти смутила и его. Он обратил во время перерыва вниманіе Гучкова на то, что такое рѣшеніе может вызвать в будущем тяжелый послѣдствія[220]. "Не думаю", — отвѣтил ему Гучков и направил его к Шульгину, который де является "спеціалистом по такого рода государственно-юридическим вопросам". Шульгину вопрос: "Алексѣй или Михаил? перед основным фактом отреченія казался "частностью"[221].

"Оставалось только подчиниться", — объяснял 2-го августа Гучков. "В. В., — сказал Гучков по офиціальной записи, — у Вас заговорило человѣческое чувство отца, и политику тут не мѣсто, так что мы ничего против Вашего предложенія возразить не можем". "Хотите еще подумать?" — спросил Царь. — "Нѣт, я думаю, что мы можем сразу принять Ваше предложеніе", Гучков, по его словам, настоял на том, чтобы немедленно был составлен акт отреченія, так как он останется в Псковѣ час или полтора и должен уѣхать, имѣя акт отреченія в руках. Царю был предложен в "качествѣ матеріала" проект, составленный наканунѣ и привезенный в Псков. "Е. В., отвѣтив, что проект уже составлен, удалился к себѣ, — гласит офиціальная запись, — гдѣ собственноручно исправил заготовленный с утра манифест об отреченіи в том смыслѣ, что престол передается в. кн. Мих. Александровичу... Е. В. подписал манифест и, войдя в вагон-салон, в 11 ч. 40 м. передал его Гучкову". Гучков прочел манифест. "Текст был написан тѣми удивительными словами, которыя теперь всѣ знают", — вспоминает Шульгин. "Каким жалким показался мнѣ набросок, который мы привезли... Государь принес и его и положил его на стол... К тексту отреченія нечего было прибавить... Во всем этом ужасѣ на мгновеніе пробился один свѣтлый луч... Я вдруг почувствовал, что с этой минуты жизнь Государя в безопасности... Половина шипов, вонзившихся в сердце Его подданных, вырвалась этим лоскутком бумаги... Так благородны были эти прощальныя слова... И так почувствовалось, что Он так же, как и мы, а, может быть, гораздо больше любит Россію".

Очевидно, манифест был прекрасен, если производил такое впечатлѣніе на слушателей, но только к основному его тексту не приложилась рука монарха. Текст манифеста был составлен в Ставкѣ, по порученію Алексѣева, камергером Базили при непосредственном участіи самого начальника штаба и Лукомскаго[222] и был послан Царю в 7 ч. 40 м. на случай, если Царь "соизволит принять рѣшеніе". Исторія нѣсколько подшутила над мемуаристом, слишком нарочито и неумѣренно выставлявшим свои монархическія чувствованія[223].

"Депутаты попросили вставить фразу о присягѣ конституціи новаго императора (продолжает офиціальная запись), что тут же был сдѣлано Е. В.[224]. Одновременно были собственноручно написаны Е. В. указы Прав. Сенату о назначеніи предсѣдателем Совѣта министров кн. Львова[225] и верховным главнокомандующим вел. кн. Ник. Ник.[226]. Чтобы не казалось, что акт совершен под давленіем пріѣхавших депутатов и так как самое рѣшеніе об отреченіи от престола было принято Е. В. еще днем, то по совѣту депутатов на манифестѣ было поставлено при подписи 3 часа дня, а на указах Прав. Сенату 2 часа[227]. В заключеніе член Думы Шульгин спросил Е. В. об его дальнѣйших планах. Е. В. отвѣтил, что собирается поѣхать на нѣсколько дней в Ставку, может быть, в Кіев, чтобы проститься с Государыней Императрицей Мар. Фед., а затѣм останется в Царском Селѣ до выздоровленія дѣтей. Депутаты заявили, что они приложат всѣ усилія , чтобы облегчить Е. В. выполненіе его дальнѣйших намѣреній". Гучков утверждал, что он ничего не отвѣтил на вопрос Николая II: ѣхать ли ему в Царское, или оставаться в Ставкѣ, ибо он "не знал, что в этом случаѣ посовѣтовать"...