Мартовскіе дни 1917 года

"С великим трудом — говорил Родзянко, — удалось удержать в болѣе или менѣе приличных рамках революціонное движеніе, но положеніе еще не пришло в себя и весьма возможна гражданская война. С регентством Великаго Князя и воцареніем Наслѣдника Цесаревича помирились бы, может быть, но воцареніе его, как императора, абсолютно неприемлемо". На сожалѣніе, выраженное Рузским, по поводу того, что "депутаты, присланные вчера, не были в достаточной степени освоены с ролью и вообще с тѣм, для чего пріѣхали". Родзянко пояснил: Опять дѣло в том, что депутатов винить нельзя. Вспыхнул неожиданно для всѣх нас такой солдатскій бунт» которому еще подобнаго я не видѣл, и которые (так в подлинникѣ), конечно, не солдаты, а просто взятые от сохи мужики, которые всѣ свои мужицкая требованія нашли полезным теперь же заявить. Только и слышно было в толпѣ: ''Земли и воли", "Долой династію", "Долой Романовых", "Долой офицеров". И началось во многих частях избіеніе офицеров, к этому присоединились рабочіе, и анархія дошла до своего апогеях[263]. В результатѣ переговоров с депутатами от рабочих(?) удалось придти к ночи сегодня к нѣкоторому соглашенію[264], которое заключалось в том, чтобы было созвано через нѣкоторое время Учред. Собраніе для того, чтобы народ мог высказать свой взгляд на форму правленія, и только тогда Петроград вздохнул свободно, и ночь прошла сравнительно спокойно. Войска мало по малу в теченіе ночи приводятся в порядок, но провозглашеніе императором в. кн. Мих. Ал. подольет масла в огонь, и начнется безпощадное истребленіе всего, что можно истребить. Мы потеряем и упустим из рук всякую власть и усмирить народное волненіе будет некому; при предложенной формѣ возвращеніе династіи не исключено и желательно, чтобы примѣрно до окончанія войны продолжал дѣйствовать Верховный Совѣт и нынѣ дѣйствующее с нами Временное Правительство[265]. Я вполнѣ увѣрен, что при этих условіях возможно быстрое успокоеніе, и рѣшительная побѣда будет обезпечена, так как несомнѣнно произойдет подъем патріотическаго чувства"...[266], — "Скажите, для вѣрности, так ли я вас понял" — спросил Рузскій: "Значит, пока все остается по старому, как бы манифеста не было, а равно и о порученіи кн. Львову сформировать министерство. Что касается назначенія в. кн. Н. Н. главнокомандующим повелѣніем Е. В., отданным вчера... То об этом желал бы знать также ваше мнѣніе; об этих указах сообщено было вчера очень широко по просьбѣ депутатов[267], даже в (Москву и, конечно, на Кавказ". — "Сегодня нами сформировано правительство с кн. Львовым во главѣ", — отвѣтил Родзянко: "Все остается в таком видѣ: " Верховный Совѣт, отвѣтственное министерство и дѣйствія законодательных палат до разрѣшенія вопроса о конституціи Учр. Собраніем. Против распространенія указов о назначены в. кн. Н. Н. верховным главнокомандующим не возражаем". — "Кто во главѣ Верховнаго Совѣта", — интересуется Рузскій. — "Я ошибся: не Верховный Совѣт, а Временный Комитет Гос. Думы под моим предсѣдательством"[268].

Соединившись со Ставкой, Родзянко просил Алексѣева "не пускать в обращеніе никакого манифеста до полученія... соображеній, которыя одни могут сразу прекратить революцію" и, повторил ему с небольшими варіантами то, что сказал Рузскому. "Приму всѣ мѣры задержать... командующих войсками... сообщенный им манифест", — отвѣтил Алексѣев: "Сообщенное мнѣ вами далеко не радостно. Неизвѣстность и Учр. Собраніе двѣ опасныя игрушки в примѣненіи к дѣйствующей арміи... Петроградскій гарнизон, вкусившій от плода измѣны, повторит его с легкостью и еще, и еще раз, для родины он теперь вреден, для арміи безполезен, для вас и всего дѣла опасен. Вот наше войсковое мнѣніе... Всѣ помыслы, всѣ стремленія начальствующих лиц дѣйствующей арміи направлены теперь к тому, чтобы дѣйствующая армія помнила об одной войнѣ и не прикоснулась к 6олѣзненному состоянію внутреннему, переживанмому нынѣ частью Россіи"... "Я солдат, — заканчивал Алексѣев, — и всѣ мои помыслы обращены на фронт, на запад, к сторонѣ врага ".

Начальник штаба был, дѣйствительно, смущен и 6ольше всего оттяжкой освѣдомленія фронта, предвидя, как и всѣ главнокомандующіе, что это может имѣть трагическія послѣдствія, ибо "немыслимо удержать в секретѣ высокой важности акт, предназначенный для общаго свѣдѣнія"[270]. У Алексѣева. явилась мысль оказать воздѣйствіе на "виляющее" правительство, как он выразился через нѣсколько часов в разговорѣ с Брусиловым. Он обратился в промежуток между 1—4 часами ко всѣм главнокомандующим: "Из совокупности разговоров предсѣдателя Думы с главкосѣвом и мною, — телеграфировал Алексѣев, кратко излагая суть этих разговоров, — позволительно придти к выводу:

первое — в Гос. Думѣ и в ея Врем. Комитетѣ нѣт единодушія — лѣвыя партіи,  усиленныя Совѣтом Р. Д., пріобрѣли сильное вліяніе;