Исторія назначенія в. кн. Н. Н. верховным главнокомандующим послѣ отреченія и его отставки служит лучшим доказательством непониманія того, что произошло... Судя по показаніям Гучкова в Чр. Сл. Ком., надо полагать, что среди думскаго комитета в "рѣшающую ночь" даже не задумывались над вопросом, кто же замѣнит Николая II на посту верховнаго главнокомандующаго[301]
. Напомним, что думскіе делегаты в Псковѣ не только не возразили против назначенія Царем верховнаго главнокомандующаго в лицѣ Ник. Ник., но отнеслись к этому скорѣе сочувственно, и, по их просьбѣ, Рузскій "очень широко" постарался информировать о новом назначеніи. Когда делегаты уѣзжали, антидинастическія настроенія еще не выявились во внѣ, как это произошло к вечеру 2-го. Ясно было, что назначеніе главнокомандующим члена, царствовавшей династіи психологически было невозможно и грозило вызвать осложненія. Тѣм не менѣе, когда Рузскій запросил на другой день мнѣніе по этому поводу Родзянко, тот заявил, что в Петербургѣ не возражают против "распространенія" указа о назначеніи в. кн. Н. Н. Указ на фронтѣ был опубликован, и одновременно с ним приказ новаго верховнаго вождя арміи, который своей устарѣвшей терминологіей о "волѣ монаршей" и о "чудо богатырях", готовых отдать жизнь за "благо Россіи и престола", должен был звучать почти дико в революціонной обстановкѣ.Послѣдовавшее затѣм чрезвычайно показательно для позиціи и тактики Вр. Правительства. В первый момент офиціально Вр. Прав. как-то странно не реагировало на тот факт, что на посту верховнаго главнокомандующаго находится в. кн. Ник. Ник. Ни в совѣтских "Извѣстіях", ни в "Извѣстіях" комитета журналистов свѣдѣній о назначеніи Вел. Князя не появлялось. Даже в № 1 "Вѣстника Вр. Пр." (5 марта) одна из телеграмм Верховнаго Главнокомандующаго была напечатана в видѣ "приказа главнокомандующаго Кавказским фронтом"[302]
. Столица жила слухами. Получалось впечатлѣніе, что назначеніе в. кн. Н. Н. по каким-то причинам скрывается. Петербургскія "Извѣстія" на основаніи этих слухов требовали от Правительства "немедленнаго смѣщенія с офицерских (а тѣм болѣе командных) постов всѣх членов старой династіи". В Москвѣ слухи также проникли в печать, и по этому поводу Комитет Общ. Орг. вынес резолюцію, в которой доводилось до свѣдѣнія Правительства, что "лица царской фамиліи не должны назначаться ни на какіе высшіе посты военнаго и гражданскаго вѣдомства".Сам Ник. Ник., ожидавшій, что он будет оріентирован Правительством, чувствовал неопредѣленность своего положенія. Он охарактеризовал ее в разговорѣ с племянником Андреем утром 7-го марта: "Что дѣлается в Петроградѣ, я не знаю, но по всѣм данным, все мѣняется и очень быстро. Утром, днем и вечером все разное, но все идет хуже, хуже и хуже"... "Никаких свѣдѣній от Врем. Пр. я не получаю, даже нѣт утвержденія меня на должности... Единственное, что может служить намеком о том, что новое правительство меня признает, это телеграмма кн. Львова, гдѣ он спрашивает, когда может пріѣхать в Ставку переговорить. Больше я ничего не знаю, и не знаю, пропустят ли мой поѣзд, надо полагать, что доѣду"[303]
. Вел. Кн. телеграфировал Львову, что выѣзжает из Тифлиса и предполагает быть в Ставкѣ 10-го. "Я телеграфировал ему — сообщал Львов Алексѣеву 6-го марта веч. — об общем положеніи вещей, а на всѣ конкретные вопросы, требующіе указаній, чѣм руководствоваться в дальнѣйших дѣйствіях, обѣщал переговорить лично и Ставкѣ. Однако, здѣсь заключается самый сложный вопрос — Вел. Кн. желает, сохраняя намѣстничество на Кавказѣ, быть одновременно главнокомандующим. Больше недѣли употребляю всѣ усилія, чтобы склонить теченіе в его пользу; состав Вр. Пр. в большинствѣ считает крайне важным признаніе его главнокомандующим[304]. Вопрос о намѣстничествѣ совершенно отпадает, вопрос главнокомандованія становится столь же рискованным, как и бывшее положеніе Мих. Ал. Остановились на общем желаніи, чтобы в. кн. Н. Н. в виду грознаго положенія учел создавшееся отношеніе к дому Романовых и сам