Читаем Мартовскіе дни 1917 года полностью

Исторія совѣтов в процессѣ революціи пошла не совсѣм по тому пути, который ей предсказывал организаціонный доклад на Совѣщаніи Совѣтов еще до пріѣзда вождя большевизма в Россію. "Лѣвые интеллигенты", "всунувшіеся" в революціонную атмосферу "митинга-совѣта" и, по записи Гиппіус, могшіе только "смягчить", но не "вести", в действительности планомѣрно, систематически и демагогически прививали (нельзя забывать, что Совѣт на 2/3 своего состава был солдатскій) политически еще аморфной толпѣ[461]идеологію классовой борьбы под флагом совѣтов за политическій пріоритет, за переустройство общественнаго уклада на новых соціальных началах в духѣ традиціонной программы "рабочей партіи". Логичность богдановскаго построенія грубо была нарушена тѣм, что на знамени Исп. Ком. в Петербургѣ в день празднованія "1 мая" был начерчен только лозунг: "Пролетаріи всѣх стран соединяйтесь" (рѣшеніе было принято 18 голосами против 14).

То, что намѣчалось и выявлялось позднѣе в сознаніи современников, переносилось в первоначальный період революціи — его Милюков в "Россіи на переломѣ" назвал "переходным" и отрицал в нем наличіе тѣх признаков, которыми опредѣляется двоевластіе: "в первое время этого двоевластія еще не было". То же утверждал Милюков-политик и в 17 году на партійном собраніи в Москвѣ 8 апрѣля. В унисон с ним звучал тогда голос его антагониста во Врем. Правительствѣ Керенскаго. Послѣдній говорил 12 апрѣля делегатам арміи, что между правительством и Совѣтом полное единеніе в задачах и цѣлях и имѣется лишь нѣкоторое расхожденіе в тактических вопросах[462]. Даже антипод "революціонной демократіи" подлинный представитель "цензовой общественности" Гучков, и тот, объѣзжая в серединѣ марта, в качествѣ военнаго министра, фронт, принимая депутаціи от разнаго рода воинских частей, "неизмѣнно громко заявлял — как утверждает ген. Врангель — что правительство ни в какой помощи не нуждается, что никакого двоевластія нѣт, что работа Правительства и Совѣта Р. и С. Д. происходит в полном единеніи"[463].

Можно, конечно, предположить, что подобныя заявленія современников во внѣ слѣдует отнести в большей степени к вынужденной обстоятельствами тактикѣ. Вѣдь тот же Гучков почти одновременно писал Алексѣеву (9 марта), характеризуя "дѣйствительное положеніе дѣл": "Временное Правительство не располагает никакой реальной властью и его распоряженія осуществляются лишь в тѣх размѣрах, как допускает Совѣт Р. и С. Д., который располагает важнѣйшими элементами реальной власти, так как войска, желѣзныя дороги, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Врем. Правительство существует, лишь пока это допускает Совѣт Р. и С. Д. ". Письмо это часто цитируется, хотя гипербола, в нем заключающаяся, выступает со слишком большой очевидностью, если принять во вниманіе дату письма. Можно было бы допустить большую или меньшую объективность такой оцѣнки со стороны раздраженнаго пессимизма военнаго министра, вынужденнаго выйти из состава правительства в концѣ апрѣля. Но через шесть дней послѣ акта 3 марта, в момент, когда военное вѣдомство приступило к радикальной чисткѣ команднаго состава и реформѣ арміи?! Наканунѣ Гучков, в качествѣ политическаго дѣятеля, на торжественном засѣданіи центральных торгово-промышленных организацій, гдѣ чествовали министров из промышленной среды, славословил до извѣстной степени революцію и говорил о прочности позиціи правительства — "никакіе заговорщики міра не смогут нас сбить с нея"... "Мы можем, — утверждал оратор, — не оглядываясь направо и налѣво, начать опять ту нормальную работу во всѣх областях нашей народной жизни, без которой этот переворот не имѣет смысла". Гучков был слишком большой "политик", и трудно учесть, в какой момент он был искренен, — вѣроятно, никогда, в полной мѣрѣ. Его органическая враждебность не только к "революціонной стихіи", но и к "революціонной демократіи", очевидна. Но вѣдь именно внѣшнія выявленія представителей революціоннаго правительства, а не их внутреннія переживанія опредѣляли психологію момента и, что еще важнѣе, повседневную тактику правительства. Формула, данная впослѣдствіи Гучковым на Государ. Совѣщаніи в Москвѣ, — "власть принадлежала безотвѣтственным людям, а вся отвѣтственность — людям безвластным" — не может быть признана вѣрно передающей дѣйствительность.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука