Мартовскіе дни 1917 года

Красивая фразеологія нерѣдко прикрывала весьма прозаическую дѣйствительность. Так скорѣе приходится толковать слова кн. Львова в газетном интервью 19 марта, принятыя Милюковым историком за "директивы" новым представителям администраціи, пріѣзжавшим в Петербург и "неизмѣнно" получавшим в министерствѣ указанія, которыя находились в соотвѣтствіи с публичными заявленіями руководителя вѣдомства. Кн. Львов представителям печати сказал: "Временное Правительство смѣстило старых губернаторов и назначать новых не будет. На мѣстах... выберут. Такіе вопросы должны разрѣшаться не из центра, а самим населеніем". Роль правительственных комиссаров Львов опредѣлил, как выполненіе функцій "посредствующаго звена" между мѣстными общественными комитетами и центральной властью. Здѣсь никакой "маниловщины" не было[469]. Надо помнить, что рѣчь шла о тѣх временных правительственных комиссарах, которые в лицѣ предсѣдателей земских управ согласно распоряженію центра 5 марта замѣнили устраненную или самоупразднившуюся губернскую администрацію. Свое телеграфное распоряженіе министр внутренних дѣл сдѣлал не по собственной иниціативѣ, как изображает в воспоминаніях Керенскій. а согласно постановленію Совѣта Министров 4 марта. Набоков считает эту "непродуманную и легкомысленную импровизацію" одним из "самых неудачных" правительственных актов и, вспоминая споры относительно обновленія администраціи на съѣздѣ земских и городских дѣятелей, полагает, что в обстановкѣ 17 г. "изъятію" могли подлежать лишь "единицы". Предположеніе о возможности сохраненія в революціонном катаклизмѣ высшей административной и полицейской власти на своих мѣстах столь противоестественно (искусственное сравненіе с 1905 г. малоподходяще), что дѣлает критику просто совершенно отвлеченной. (Не забудем, что предреволюціонная думская агитація шла под лозунгом — "освобожденіе народа от полиціи" — рѣчь Милюкова 15 февраля).

Другим политическим дѣятелям первая административная мѣра Правительства казалась "в общем удачным шагом" (Мякотин). Конечно, если бы Временное Правительство, будто бы заранѣе выбранное, предварительно намѣтило и отвѣтственных комиссаров из популярных общественных дѣятелей на мѣстах, эффект назначенія из центра получился бы иной. Представители стараго земства не всегда подходили к настроеніям эпохи и назначеніе их на пост губернских революціонных комиссаров вызвало тренія на мѣстах[470]. В докладѣ Временному Комитету Гос. Думы его отдѣла "сношеній с провинціей" говорилось даже, что назначеніе комиссарами предсѣдателей губернских и уѣздных управ вызвало "общее недовольство". Правительство пошло "навстрѣчу желаніям населенія" и предложило вмѣсто непріемлемых для него "назначенных комиссаров" представлять своих кандидатов. Вот тѣ условія, при которых в центрѣ появилось газетное интервью кн. Львова.

Можно ли сказать вслѣд за Набоковым, что правительство считалось "не с действительным интересом, а с требованіями революціонной фразы, революціонной демагогіи и предполагаемых настроеній масс"? Здѣсь как раз правительство проявило цѣлесообразную гибкость и не дало переродиться мѣстному "правотворчеству" в уродливыя формы анархіи. Еще вопрос: не привели ли бы послѣдовательныя попытки административной опеки, т. е., назначенія правительственных комиссаров "поверх" создавшихся в дни переворота общественных организацій к большей дезорганизаціи, чѣм это было в мартѣ.

III. Соціальная политика.

1. Роковая презумпція.

Мѣстное "правотворчество" касалось не только сферы управленія — оно распространялось на всѣ области жизни. Правительство как-то всегда и вездѣ опаздывало. Это и питало бытовое двоевластіе. В чем же был секрет? Правительство запаздывало отчасти из-за присущаго ему догматическаго академизма. Люди, составлявшіе первую генерацію временнаго правительства стремились дать странѣ наилучшіе законы, не всегда считаясь с реальной потребностью революціоннаго момента[471].