Читаем Мартовскіе дни 1917 года полностью

Шульгин любит драматизировать свои, иногда воображаемыя, переживанія. Выступая в роли историческаго повѣствователя, он не считает нужным вдуматься в тот факт, что "сброд", к которому он так презрительно относится, был совершенно чужд мысли о цареубійствѣ — в теченіе всей революціи періода Врем. Правительства мы не услышим призыва: "смерть тирану" — нигдѣ и никогда . Но этот лозунг получал актуальное значеніе в атмосферѣ предфевральских планов дворцоваго переворота, и к нему склонялся, как. утверждает в. кн. Ник. Мих., не кто иной, как націоналист Шульгин, этот "монархист по крови", с трепетом приближавшійся к "Тому, кому послѣ Бога одному повинуются". Поэтому так фальшиво для первых дней революціи звучат патетическія слова Шульгина. Засвидѣтельствовал предреволюціонное настроеніе волынскаго депутата в. кн. Ник. Мих. не в воспоминаніях, а в дневникѣ. 4 января 17 г. опальный историк из царской семьи, отправленный в ссылку в свое имѣніе, послѣ "бесѣды" в Кіевѣ, записал в вагонѣ поѣзда: "какое облегченіе дышать в другой атмосферѣ! Здѣсь другіе люди, тоже возбужденные, но не эстеты, не дегенераты[64], а люди. Шульгин, — вот он бы пригодился, но конечно, не для убійства, а для переворота! Другой тоже цѣльный тип. Терещенко... вѣрит в будущее, вѣрит твердо, увѣрен, что через мѣсяц все лопнет, что я вернусь из ссылки раньше времени... Но какая злоба у этих двух людей к режиму, к ней, к нему, и они это вовсе не скрывают, и оба в один голос говорят о возможности цареубійства!" Шульгин, по его словам, никакого непосредственнаго участія в осуществленіи проектов организаціи дворцоваго переворота не принимал. Повѣрим ему, но в ходячих разговорах того времени общественные дѣятели давно уже свыклись с мыслью устраненія царствовавшаго монарха. И поэтому довольно естественно, что на третій день революціи, когда стала понемногу выясняться складывавшаяся конъюнктура, имѣвшая уже традицію, схема стала занимать умы совершенно независимо от презумпціи специфической кровожадности современных тираноборцев. "Эта мысль об отреченіи Государя была у всѣх, но как-то об этом мало говорили", — вспоминает Шульгин... "обрывчатые разговоры были то с тѣм, то с другим, но я не помню, чтобы этот вопрос обсуждался комитетом Гос. Думы, как таковым. Он был рѣшен в послѣднюю минуту".

Такой "послѣдней минутой" и надо считать то вмѣшательство Гучкова в намѣтившееся соглашеніе между Врем. Ком. и делегатами Совѣта, о котором разсказывал Суханов. В показаніях 2 августа Чрез. Слѣд. Ком. Гучков, говоря об участіи в подготовкѣ дворцоваго переворота, так формально изложил свою точку зрѣнія: ... "Самая мысль об отреченіи была мнѣ настолько близка и родственна, что с перваго момента, когда только что выяснились... шатаніе, а потом развал власти, я и мои друзья сочли этот выход именно тѣм, что слѣдовало искать. Другое соображеніе, которое заставляло на этом остановиться, состояло в том, что при участіи сил, имѣвшихся на фронтѣ и в странѣ, в случаѣ, если бы не состоялось добровольное отреченіе, можно было опасаться гражданской войны... Всѣ эти соображенія с самаго перваго момента, с 27-28 февраля, привели меня к убѣжденію, что нужно, во что бы то ни стало, добиться отреченія Государя, и тогда же в думском комитетѣ я поднял этот вопрос и настаивал на том, чтобы предсѣдатель Думы Родзянко взял на себя эту задачу[65]... Был момент, когда рѣшено было, что Родзянко примет на себя эту миссію, но затѣм нѣкоторыя обстоятельства помѣшали. Тогда 1 марта в думском комитетѣ я заявил, что, будучи убѣжден в необходимости этого шага, я рѣшил его предпринять, во что бы то ни стало и, если мнѣ не будут даны полномочія от думскаго комитета, я готов сдѣлать это за свой страх и риск, поѣду, как политическій дѣятель, как русскій человѣк, и буду совѣтовать и настаивать, чтобы этот шаг был сдѣлан. Полномочія были мнѣ даны... Я знал, что со стороны нѣкоторых кругов, стоящих на болѣе крайнем флангѣ, чѣм думскій комитет, вопрос о добровольном отреченіи, вопрос о тѣх новых формах, в которых вылилась бы верховная власть я будущем, и вопрос о попытках воздѣйствія на верховную власть встрѣтят отрицательное отношеніе".

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука