Мартовскіе дни 1917 года

Керенскій пишет в воспоминаніях, что эта ночь была для него самой трудной. Он должен был найти выход из почти безвыходнаго положенія. Силы его ослабѣвали. Истомленный обстановкой Керенскій впервые послѣ безсонных ночей отправился домой. Здѣсь он потерял сознаніе и в полузабытьи провел 2—3 часа. И вдруг сразу пришло рѣшеніе на вопрос, который мучил Керенскаго. Он должен принять пост министра юстиціи и открыто объяснить мотивы своего рѣшенія непосредственно в Совѣтѣ. Рѣшеніе это было принято не по тѣм политическим соображеніям, которыя были выше изложены, а по мотивам исключительно гуманным. Керенскій неожиданно вспомнил об арестованных представителях старой власти. Он был убѣжден, что только он один в переживаемых условіях мог бы не допустить линчеванія их толпой и избѣгнуть ненужнаго кровопролитія. Так говорит сам мемуарист, утверждающей, что под таким впечатлѣніем он очнулся и немедленно позвонил по телефону во Временный Комитет, передав Милюкову свое окончательное рѣшеніе. Керенскаго нисколько не смущало то обстоятельство, что он будет один от "демократіи" в правительствѣ, ибо за ним было непререкаемое общественное мнѣніе, опредѣлявшее удѣльный вѣс будущаго "заложника" демократіи в буржуазном правительствѣ[117].