Мартовскіе дни 1917 года

Впрочем, Суханов наблюдал то, что происходило в собраніи, "урывками, мимоходом, среди текущих дѣл". Другой участник собра­нія, бундовец Рафес, дает нѣсколько иную характеристику "лѣвой опасности". Два обстоятельства, по его мнѣнію, помѣшали организаціонному комитету с.-д. партіи, высказавшемуся в ночь с 1-го на 2-марта (так утверждает мемуарист) за вхожденіе членов партіи в правительство, отстаивать эту позицію в общем собраніи Совѣта. "Когда на завтра — пишет Рафес — до засѣданія Совѣта, вторично собрался Исполком для обсужденія вопроса послѣ того, как представители пар­тіи уже информировались о взглядах своих организацій, оказалось, что Стеклов, Суханов и Соколов, не выжидая этого засѣданія, сообщили уже представителям думскаго комитета о состоявшемся наканунѣ отрицательном рѣшеніи вопроса Исполкома, как об окончательном". Но "еще важнѣе" было то, что "на засѣданіи Совѣта представители большевиков повели крайне энергичную атаку против поддержки буржуаз­наго правительства. Членам Исп. Ком. пришлось со всей энергіей отстаивать эту позицію, Выступленіе с предложеніем участія во временном правительствѣ вряд ли встрѣтило бы поддержку на пленумѣ Совѣта, когда большинство Исполкома было против него. Оно лишь сыграло бы на руку большевикам". Историку трудно даже повѣрить, что вопрос такой исключительной важности мог быть разрѣшен так, как рассказывает партійный мемуарист. Во всяком случаѣ постолько, насколько дѣло касалось настроенія пленума Совѣта, шумное выступленіе Керенскаго показывает, что защитники коалиціоннаго принципа могли бы при поддержкѣ Керенскаго без большого труда выиграть кампанію. Исключительный успѣх новаго ''кумира" толпы засвидѣтельствовал и другое — не столько "интеллигентные вожаки Совѣта" должны были в своих выступленіях приспособляться к бурным стремленіям низов (запись Гиппіус 1-го марта), сколько эти интеллигенты вели за собой не опредѣлившуюся еще, в общем аморфную массу, плохо разбиравшуюся в политических тонкостях. Так или иначе коалиціонисты сдали почти без боя свои позиціи, приняв внѣшній митинговый, даже "шумный успѣх" крайних ораторов (в противоположность Су­ханову, так утверждают составители "Хроники", примыкавшіе к позиціи бундовцев) за доказательство того, что "революціонное настроеніе прочно владѣет аудиторіей". При таком "радикальном" настроеніи сторонникам коалиціи приходилось ''защищать уже не свою позицію", а говорить об "опасности для пролетаріата оказаться в изолированном положеніи на первых же порах буржуазной революціи" и отстаивать против большевиков офиціальную позицію Исп. Комитета.

В результатѣ совѣтскій митинг принял резолюцію Исп. Ком. всѣми голосами против 15, т. е. формально отверг вхожденіе своих членов в создающееся правительство. Получилось двойственное положеніе, ложное в своем основаніи и чреватое своими послѣдствіями: фактиче­ски одобрив поведеніе Керенскаго, Совѣт принципіально отвергал одновременно его тактику... Совѣт едва ли отдавал себѣ отчет в том противорѣчіи, которое получалось. Не искушенный еще революціонной казуистикой пленум, очевидно, механически голосовал предложенную резолюцію. Вспоминая впослѣдствіи на Совѣщаніи Совѣтов выступле­ніе Керенскаго, делегат петроградскаго совѣта Кохно говорил: "Мы всѣ в один голос изъявили свою полную с ним солидарность, выразили полное довѣріе и сказали, что... всегда будем одобрять его на этом посту"... Во имя фикціи единства революціоннаго мнѣнія за резолюцію большинства Исп. Ком. голосовала почти вся оппозиція, как пра­вая, так и лѣвая.

II.Гуманность и революціонная стихія.