Мартовскіе дни 1917 года

Нельзя отрицать, что в первые дни Петербург пережил пароксизм лихорадки массовых арестов, временно превративших далее зданіе Таврическаго дворца, гдѣ, по выраженію Зензинова, билось "сердце русской революціи", в какую-то революціонную кордегардію. Мемуаристы лѣваго сектора русской общественности — Керенскій не представляет в данном случаѣ исключенія — всемѣрно стараются снять с себя отвѣтственность за насилія, учиняемыя именем революціи, и довольно рѣшительно отклоняют приписываемую им иниціативу в дѣлѣ "самозащиты" революціи. То было инстинктивное, самопроизвольное устремленіе масс, носившее "партизанскій характер". Руководители революціи пытались лишь регулировать анархическую иниціативу самозванных групп, придав ей нѣкоторым образом законную форму. Так поясняет Суханов в своих "записках". "Самочинныя группы, одна за другой — вспоминает он — подносили членам Исп. Ком. ...написанные ими приказы об арестах, как невинных, так и дѣйствительно опасных; как безразличных, так и на самом дѣлѣ зловредных слуг царскаго режима... Не дать своей подписи в таких обстоятельствах, значило, в сущности, санкціонировать самочинное насиліе, а, быть может, и эксцессы по отношенію к намѣченной почему-либо жертвѣ. Подписать же ордер, означало в одних случаях пойти навстрѣчу вполнѣ цѣлесообразному акту, в других — просто доставить личную безопасность человѣку, ставшему под подозрѣніе. В атмосферѣ разыгравшихся страстей нарваться на эксцессы было больше шансов при противодѣйствіи аресту, чѣм при самой процедурѣ его. Но я не помню ни одного случая ( и даже могу утверждать, что такого не было ), когда тот или иной арест состоялся бы по постановленію Исп. Ком. или по иниціативѣ его. С перваго момента революція почувствовала себя слишком сильной для того, чтобы видѣть необходимость в самозащитѣ подобным способом"[119].

Память нѣсколько измѣнила мемуаристу, и факты далеко не всегда совпадают с его категорическим утвержденіем. Как ни скромны документальные слѣды этих дней в архивах, но они говорят об иниціативѣ, проявленной членами Исп. Ком.: вот, напр., "приказаніе", отданное подп. Ст. Шиманскому "отправиться на основаніи полученных свѣдѣній для производства ареста б. предсѣдателя Совѣта министров Бориса Штюрмера и доставить его в помѣщеніе Государственной Думы" — приказаніе помѣчено датой 8 ч. 45 м. утра 28-го и подписано за предсѣдателя военной комиссіи Врем. Ком. Гос. Думы ст. лейт. с. р. Филипповым, не состоявшим даже членом Исп. Ком.[120].

Само собой разумѣется, что иниціатива ареста правительственнаго аппарата принадлежала не взбунтовавшейся солдатской толпѣ, а руководителям движенія, которые в первый момент исходили в гораздо большей степени из соображеній революціонной цѣлесообразности, чѣм гуманности. Для объясненія этого естественнаго послѣдствія возстанія, когда борющаяся сторона пыталась изолировать и обезвредить представителей старой власти, вовсе нѣт надобности становиться в искусственную позу безупречнаго революціоннаго Дон-Кихота. Сам Керенскій разсказывает, что Думскій Комитет поздно вечером 27-го, приняв временныя бразды правленія, рѣшил арестовать старое правительство в Маріинском дворцѣ (очень сомнительно, чтобы такое постановленіе Врем. Комитета существовало, но какія-то попытки в этом отношеніи были сдѣланы, как устанавливает процитированный выше документ из архивов военной комиссіи). Еще раньше, даже до формальнаго образованія Врем. Комитета, по распоряженію уже диктаторствовавшаго в кулуарах Керенскаго было отдано в революціонном порядкѣ предписаніе об арестѣ предсѣдателя Гос. Совѣта Щегловитова. Это вновь разсказал сам Керенскій в нѣсколько противорѣчивом повѣствованіи о событіях первых дней революціи, и разсказ его подтвердил в своих воспоминаніях литовскій депутат Ичас. По словам Керенскаго, в толпѣ, собравшейся в Тавр. дворцѣ, говорили о необходимости суровых мѣр в отношеніи представителей и защитников стараго режима и интересовались его "мнѣніем". Керенскій отвѣтил, что тѣ, кто особенно опасны, будут немедленно арестованы, и назвал Щегловитова, тут же приказав, чтобы послѣдній немедленно был к нему приведен (tut amené sur le champ devant moi). Отпадает таким образом приводимая Сухановым и другими, распространенная при посредствѣ "очевидцев" версія о том, что какой-то студент, "неизвѣстно по чьему распоряженію", арестовал Щегловитова, пригласив к себѣ на помощь с улицы случайную группу вооруженных солдат. Надо думать, что тогда же было дано распоряженіе и об арестѣ мин. вн. д. Протопопова, задержать котораго пыталась еще в 11 ч. утра по собственной иниціативѣ какая-то группа инсургентов при помощи солдат Преображенскаго и Волынскаго полков, которых еще не было в Таврич. дворцѣ (эту совершенно неправдоподобную версію приводит Керенскій).