Мартовскіе дни 1917 года

В приведенной выше характеристикѣ Суханова самочинных арестов одно заключеніе мемуариста, конечно, надо признать правильным — аресты по ордерам из центра всетаки ограничивали возможность самосудов и вводили в извѣстныя рамки частную иниціативу, которая слишком легко рождалась в условіях переживаемаго момента. Трудно установить грани между самозарождающимся чувством толпы и воспріятіем ею лозунга, приходящаго как бы извнѣ и падающаго на благопріятную для себя почву. Инстинктивное подраженіе всегда лежит в основѣ массовой психологіи. Потому так легко в Петербургѣ волна арестов в первые дни захватила толпу — ничего подобнаго не было, напр., в Москвѣ. В этом отчасти и разгадка того "сложнаго психологическаго процесса" в народном сознаніи ("передать Думѣ ея врагов"), о котором говорила в своем позднѣйшем отчетѣ думская комиссія об арестованных[133]. Яркую бытовую картину нарисовал нам Пѣшехонов, редактор "Русскаго Богатства", в воспоминаніях "комиссара Петербургской стороны". "Не успѣли мы открыть комиссаріат — вспоминает он — как к нам уже повели арестованных... Пришлось создать при комиссаріатѣ особую "судебную комиссію", в которой с утра до вечера посмѣнно работало до 20 юристов, и она едва успѣвала справиться с дѣлом"... "Была прямо какая-то эпидемія самочинных арестов. Особенно памятен мнѣ один день, когда казалось, что всѣ граждане переарестуют друг друга",.. "За что вы их арестовали?" — спрашивал слѣдователь тѣх, которые привели арестованных. — "Да они против Родзянко". "Слѣдующее дѣло начинается тѣм же вопросом: "Почему вы их арестовали?" — "Да они за Родзянко". И обстановка обоих дѣл одна и та же: сошлись на улицѣ, заспорили, а потом болѣе сильные арестовали болѣе слабых. Если одни сами хватали и тащили в комиссаріат своих политических противников, то другіе ждали этого от комиссаріата. Нас прямо осаждали с требованіем обысков и арестов. Не менѣе того донимали пас доносами".

Картину, зарисованную для "Петербургской стороны", можно было наблюдать болѣе или менѣе повсемѣстно[134]. Такія же случайный толпы приводили арестованных полицейских в Таврическій дворец — по словам его коменданта, даже с "женами и дѣтьми". Заполняли ими и вообще "подозрительными" градоначальство и огромный Михайловскій манеж... По газетным позднѣйшим исчисленіям, в общем было арестовано около 4000 человѣк (Бирж. Вѣд.), и министерству юстиціи пришлось создать особую слѣдственную комиссію для провѣрки формальных причин задержанія. К этим добровольцам по изысканно контр-революціи, дѣйствовавшим с революціонным пылом, присоединялись всякаго рода любители наживы и всплывавшіе на мутной поверхности авантюристы, которые очень часто и возглавляли "толпу" обыскивающих и арестующих. И в газетах того времени и в воспоминаніях принимавшаго ближайшее участіе в организаціи городской милиціи молодого адвоката Кельсона можно найти показательные образцы деятельности этих разоблаченных ретивых "революціонеров" февральских и мартовских дней, которые с вооруженными солдатами, взятыми случайно на улицѣ, ходили по квартирам, дѣлали обыски, грабили и арестовывали "по подозрѣнію в контр-революціи". Кельсон разсказывает, напр., как он случайно встрѣтился со своим подзащитным, взломщиком-рецидивистом Рогальским, который явился в кабинет городского головы в полной "модной формѣ одежды" того времени — вплоть до пулеметной ленты. Легко себѣ представить, каким водворителем "порядка" являлся "гвардіи поручик" корнет Корни де Бод, оказавшійся предпріимчивым и ловким рядовым Корнѣем Батовым — ему эти функціи "защиты населенія" при содѣйствіи двух рот были поручены особым приказом Энгельгардта 28 февраля. "Корни де Бод" ухитрился получить и отвѣтственное назначеніе коменданта городской Думы и побывать на квартирѣ гр. Коковцева с нарядом "из 12 нижних чинов". Перед нами может пройти цѣлая портретная галлерея, которая откроется пом. коменданта Таврическаго дворца Тимановским — в дѣйствительности извѣстным аферистом "графом д'Оверн" (Аверкіевым), принявшим участіе в арестованіи послѣдняго предсѣдателя Совѣта министров кн. Голицына.