Мартовскіе дни 1917 года

Похороны коалиціи в Совѣтѣ закончились около 6 ч. веч. (1 марта). Послѣ общаго собранія, одобрившаго по докладу Стеклова выработанное соглашеніе демократіи с цензовой общественностью, должно было состояться совѣщаніе представителей обоих исполнительных комитетов для окончательной формулировки "соглашенія". И, быть может, нѣсколько неожиданно незавершенное еще дѣло было оглашено Милюковым на перманентном митингѣ в Екатерининском залѣ — в тот приблизительно час, когда совершалось тріумфальное шествіе Керенскаго из зала засѣданія Совѣта в помѣщеніе Вр. Ком., т. е., еще задолго до окончанія засѣданія Совѣтов. Почему это сдѣлал лидер "цензовой общественности?" Случайность? Радостное нетерпѣніе, о котором говорит Мстиславскій? Желаніе закрѣпить достигнутые результаты и получить представленіе об отношеніи к образуемому правительству со стороны "народных масс?" "В частности, быть может, — говорит Суханов — Милюков желал провѣрить свое рѣшеніе самаго остраго для него вопроса, способнаго послужить источником конфликта не только с Совѣтом Р. Д., но и с его собственными, болѣе лѣвыми товарищами". Это был, конечно, вопрос о монархіи и династіи. Построеніе рѣчи. как будто, не согласуется с подобным предположеніем. Вопрос о судъбѣ династіи ("самый существенный" в рѣчи. как признает Милюков в написанной им "Исторіи") всплыл — по внѣшности по крайней мѣрі — случайно в связи с репликами, которыя подавались со стороны митинговой публики. Преждевременность разглашенія "тайны", ключи к которой вез с собой Гучков, гораздо в большей степени надо отнести к тѣм графам, которые вообще присущи были политической дѣятельности Милюкова и заслужили ему репутацію, но его собственным словам, "бога безтактности" ("Рус. Зап."). Если выступленіе Милюкова и было своего рода шахматным ходом, то направил его фактическій уже вождь Врем. Ком. не в сторону своих "лѣвых" партнеров, а в сторону "правых".

Днем второго марта политическая обстановка выяснилась с достаточной отчетливостью — опасность военнаго разгрома "революціи" отпала. Каждый истекавшій час говорил о необходимости замѣны сурогата власти, каким являлся Врем. Ком., правительством полноправным, ибо безвластіе, наступившее послѣ переворота, развращало даже самых благонамѣренных солдат. Возможность превращенія совѣтскаго обращенія в форму обязательнаго "приказа" ослабляла авторитет будущей власти — это, конечно, понимали всѣ, независимо от содержанія "приказа №1". Ждать при таких условіях возвращенія Гучкова и Шульгина не представлялось цѣлесообразным. Вот почему в 5 ч. 45 м. дня в Ставку была послана за подписью Родзянко нѣсколько предрѣшавшая событія телеграмма слѣдующаго содержанія: "Временный Комитет Г. Д. образовавшійся для возстановленія порядка и столицѣ, вынужден был взять в свои руки власть в виду того, что под давленіем войска и народа старая власть никаких мѣр для успокоенія населенія не предприняла и совершенно устранена. В настоящее время власть будет передана Врем. Комитетом Г. Д. Временному Правительству, образованному под предсѣдательством кн. Г. Е. Львова. Войска подчинились новому правительству, не исключая состоящих в войсках, а также находящихся в Петроградѣ лиц императорской фалмиліи, и всѣ слои населенія признают только новую власть. Необходимо для установленія полнаго порядка и для спасенія столицы от анархіи командировать сюда на должность главнокомандующаго Петербургским военным округом доблестнаго боевого генерала, имя котораго было бы популярно и авторитетно в глазах населенія. Комитет Г. Д. признает таким лицом доблестнаго, извѣстнаго всей Россіи героя... ген. Корнилова. Во имя спаеенія родины, во имя побѣды над врагом, во имя того, чтобы неисчислимыя жертвы этой долгой войны не пропали даром наканунѣ побѣды, необходимо срочно командировать ген. Корнилова в Петроград".