Показалось, или ромей действительно на миг смутился?
— Так уж вышло, — буркнул он. — Мне выпала удача несколько лет быть гостем человека, по праву считавшегося лучшим законником Города. Я перезнакомился со всеми, кто на него работал. Осведомители, лекари, дознаватели, анатомы, художники, мошенники, игроки, скупщики краденого и блюстители порядка. Патрон говорил: знание столь драгоценная вещь, что не зазорно добывать его из любого источника. Я расспрашивал, они отвечали, они занимались своим ремеслом, я держался поблизости и наблюдал… Плясунью взяли на нож, могу поклясться в этом.
— Но кто?
— Это уже совсем другой, но тоже крайне занимательный вопрос. Не знаю, — дернул плечом Гардиано. — Надо подумать. Побольше разузнать об Айше и о том, как она провела последний день своей жизни. Куда ходила, с кем разговаривала. Да, и вернуть ее тело сородичам.
— Но не в таком же виде, — усомнился Пересвет. — Джанко сказал, ромалы сжигают своих покойников. А Жасмин баяла, якобы в огненное погребение мертвецу кладут погребальные дары. Думается мне, будет верным добавить что-нибудь от нас. Наряд какой богатый. Не возвращать же ее завернутой в дерюгу, а Войслава наверняка согласится пожертвовать лишний сарафан. Ёжик, как думаешь?
— Поступок достойный и похвальный, — одобрил Кириамэ.
— Вот сам и добывай ей погребальный саван с золотым шитьем, — буркнул ромей. Похоже, он горько сожалел о мгновениях нахлынувшей откровенности и о том, что поделился воспоминаниями о прошлой жизни в Ромусе. Однако, когда Пересвет вернулся в погреб с выданным недоумевающей Войславой сарафаном, Гардиано опять расхаживал туда-сюда, размеренно надиктовывая что-то Кириамэ. У принца на колене лежал развернутый свиток, по которому шустро летала тонкая кисточка.
— Вы что это творите? — подивился царевич.
— Живописуем словом покойницу и подбиваем умозаключения, — разъяснил Ёширо.
— Какие ни есть, но вы — представители местного закона, — присовокупил ромей. — Стало быть, заслуживающие доверия свидетели — если дело и впрямь дойдет до суда над преступником.
— Но он же иероглифами строчит, — справедливо указал Пересвет. — А нихонских крючков никто, кроме него, не разумеет.
— Я потом переведу, — обещал Кириамэ. — Так, про состояние кожи и ногтей записали, про отсутствие речных водорослей во рту жертвы тоже. Про то, что ее не ссильничали, писать?
— Всенепременно, — подтвердил Гай. — Либо убийца не успел этого сделать, либо Айша по каким-то причинам не занимала его, как женщина. Над этим тоже стоит поразмыслить. Принес одежду?
Пересвет предъявил узел с сарафаном.
— Отлично. Теперь разрежь платье на спине сверху донизу.
— Зачем? — опешил Пересвет.
— Затем, что иначе вы не сможете ее одеть, — ромей выразительно закатил глаза. — Станете натягивать платье через голову, и труп развалится на кусочки. Хочешь вернуть Джанко его любимую сестричку по частям?
— Не хочу, — торопливо отказался от подобной части царевич.
— Тогда режь. Эссиро, пометь: переходим к описанию ранения.
«Вот, значит, как, — царевич злобно полоснул ножом плотную ткань, с треском разъехавшуюся под острой сталью. — Эссиро, значит. Ну-ну».
Нихонский принц выговаривал свое заковыристое родовое имя как «Йоширо». В произношении ромея шипящие звуки превратились в свистящие, напоминающие вкрадчивый шелест шелка или посвист разящего клинка.
Эссиро.
Доставить тело Айши обратно в табор Пересвет вызвался в одиночестве. От возражений Кириамэ царевич отмахнулся — что может угрожать царскому сыну посередь столичного града? Отвезу покойницу, передам Джанко, заодно расспрошу насчет знакомств Айши и того, где она была и что делала в день своей кончины. Прихвачу с собой коня и вернусь обратно. Всего-то делов. Нет никакой надобности тащиться за мной след в след. Перетолмачь лучше свиток с описанием покойницы.
Гардиано решительно заявил: хватит с него на сегодня мертвых девушек. Он направляется на поиски живой. Ежели не найдет сговорчивой горняшки, завалится спать и до утра его лучше не тревожить. Ну, разве что на кого-нибудь снизойдет светлая идея, как уличить и изловить убийцу.
— Заметил, насколько ему по душе это занятие? — поделился наблюдением царевич, когда ромей скрылся в полутемном коридоре. — Совсем другой человек сделался. Обретший свое место в жизни.
— Заметил, заметил, — рассеянно откликнулся Ёширо. — И не только это.
— А что еще?
— После расскажу, — взмахнул широким рукавом нихонский принц. — Иттэ ирасяй, ступай и возвращайся поскорее.
Смеркалось, от вскрывшейся ото льдов Молочной реки белесыми лохматыми прядями наползал волглый туман. Пересвет чуть не сбился с дороги, свернув не на том перекрестке, но в конце концов выбрался к длинным приземистым сараям, как торговые струги плывшим через колышущееся море сгущающихся сумерек. В подслеповатых окошках мерцали тусклые огоньки. Джанко, услышав перестук копыт и скрипение тележных колес, вышел навстречу пришлецу.