Мартовские колокола

Десяти минут не дали. За три квартала от дома Овчинниковых до «волчат» донёсся треск и стрельба моторов. Из–за угла вывернули санки — кучер, стоя в рост, нахлёстывает лошадь и что–то орёт. За ним, причитая, семенят тогровки — одна пытается удержать на бегу большую, неудобную корзину, прикрытую тряпицей. Треск становится пронзительнее, громче: на перекрёсток вылетает пара необыкновенно громоздких бициклов. На каждом — по два седока. Машины расворачиваются поперёк улицы, один из седоков взмахивает рукой, и на фасаде дома расплывается огненная клякса. «Коктейль Молотова» — так, кажется? Ещё одна бутылка — в окно: звон стекла, женские крики…

— Взвод, в две шеренги! Первая — с колена, вторая — стоя! Заряжай!

По шеренгам «волчат» прокатывает лязг затворов.

А там, дальше, один из домов уже занялся пламенем… какие же негодяи!..

Второй налётчик беззвучно смеется, — треск моторов заглушает все остальные звуки, — и вскидывает оружие. В механическое стаккато вплетаются частые выстрелы. Извозчик всплескивает руками и валится спиной назад; лошадёнка бросается в сторону, в щепки разнося санки об афишную тумбу. Бабы голосят, мечутся посреди мостовой, словно курицы с отрубленными головами.

— В подворотни, дуры! К стенам! Перестреляют!

Захлопали окна — обыватели Гороховской спешат узнать, что такое происходит на их тихой улочке? Пронзительно заверещало — выскочивший из подворотни дворник изо всех сил дует в свисток. Один из наездников взрёвывает мотором и с разгону сносит беднягу своим бициклом. За спиной Серёжи сыплются на тротуар стёкла — это пока не по ним, это случайные пули. Но, стоит чуть помедлить…

— Взвод! Первый ряд лёжа, второй — с колена! Изготовиться к стрельбе!

Бандитов на перекрёстке уже пятеро.

«Чего они ждут? Пока мы не приготовились — надо броситься вперёд, смять, снести, как того несчастного дворника…»

— Фёдоров, ко мне! Бегом, на площадь, к городовому, потом в участок!

— Но, господин старший патрульный, я…

— Ма–алчать! Выпа–а–лнять! Бегом, через семь гробов в селезёнку!

«Волчонок» опрометью кидется в сторону Вознесенки. Полезная всё–таки штука — командный голос.

Моторы взревели — налётчики наконец–то сообразили, что им посмели перекрыть дорогу.

— Взвод!.. По кавалерии!..

Какая, к чёрту, кавалерия?.. Так учили.

— Залпом… пли!

Треск — будто поперёк мостовой рванули напополам гигантское полотнище. Улицу затянуло лёгким дымком. Не ждали, сволочи?

Заклацали затворы… И снова:

— Пли!

Две машины кувркаются через передние колёса — вместе с седоками. Третьею заносит, она валится и боком скользит по заснеженной брусчатке. Две другие успевают остановиться, бандиты вскидывают стволы.

— Пли!

Гр–р–рах! И — клак–клкукс–клац…

— Пли!

Где–то во дворах — Ромка и с ним ещё трое. Зашли во фланг и притаились — чтобы в нужный момент ошарашить негодяев огнём в упор. У Романа — автомат, у «волчат» — карабины Генри, по восемь патронов в трубчатых подствольных магазинах.

Николка побежал на Гороховскую заранее, чтобы успеть к порталу до того, как в него ринутся бандиты. Видимо — не успел.

— Пли!

— Пли!

Ответные пули, выпущенные наугад, тренькают над головой. Уцелевшие бициклисты, стреляя выхлопами, ныряют за угол; подбитые машины валяются на заснеженной мостовой, одна занимается бледными, почти не различимыми на дневном свету язычками бензинового пламени. Седоки лежат на снегу неподвижными кулями. Один пытается отползти в сторону — к нему подскакивает ещё один дворник и с размаху бьет деревянной лопатой–движком. Инструмент, встретившись с круглым, ярко раскрашенным шлемом, разлетается в щепки, и дворник принимается остервенело колотить супостата обломком ручки.

Эх, штыков у нас нет… ну да ладно.

— Взвод, цепью, вперед! Бегом–марш!

Пока всё идёт по плану. Мы побеждаем. Пока.

* * *

Лупара выбрасывает сдвоенный сноп пламени и искр. Часто хлопает револьвер.

Ближайший к нам злодей оседает прямо в мерзкую жижу под ногами; второй, получивший сноп картечи в грудь, улетает назад, в осклизлую кирпичную стену. Третий, хватается за плечо и падает на колени — в вонючий ил, в грязь…

— Не вбивайте!

Гиляровский разлапистым чудищем бросается вперёд, по тоннелю, к капитулировавшему бандиту; тот пытается закрыться руками и что–то бессвязно вопит. Репортёр хватает его за шиворот, как щенка, и швыряет об стенку.

— Иван, скорее!

— Твою мать!.. — лупара выскальзывает из–под мышки и смачно плюхается в ил. Не до неё, потом… выплёвываю изо рта на ладонь заветный шарик от чёток. Пальцы дрожат — никак не могу попасть бусинкой в кусок кожи на резинке рогатки. Рогатка хорошая — из охотничьего магазина. Здесь её моща ни к чему — сошла бы и резинка от трусов. Папа говорил, как они стреляли из таких в школе — загнутыми скобками из цветной проволоки. У резинки было ещё странное такое название — «венгерка»…

— Ванька!

На фоне портала, за решёткой появляется фигура — и замирает. Гиляровский навскидку, два раза подряд стреляет ей в грудь из револьвера. Фигура падает.

Скорее!

Бах! — Это уже ответка, из портала. Вон, стоит, вскинул руку…