Мартовские колокола

Смех сменился булькающим кашлем. Лопаткин судорожно нашарил шарф – грязный, скрученный в неопрятный жгут, – и уткнулся ртом. Кашель стал суше, Владимир согнулся чуть не вдвое. Тощая спина под шинелью содрогалась от приступов.

«А похудел-то как… – отметил Виктор. – Может, и правда чахотка? Показать врачу или таблеток каких дать? А то свалится в неподходящий момент…»

Но вслух он сказал совсем другое:

– Вы не так меня поняли, Володя. Никто из нас не подвергает сомнению вашу решимость пойти на смерть ради революции. Вы ведь готовы на это, не так ли?

– Готов? – лихорадочно зашептал Лопаткин. – Готов? Да я только об этом… я спать не могу… – И он вновь зашелся в страшном приступе кашля.

– Вашему другу дурно, господин студент? Может быть, он нуждается в помощи?

Виктор обернулся. Это была парочка – франтоватый господин лет около сорока, в котелке и пальто со смушковым воротником, и совсем юная барышня – дочь? Любовница? Невеста? – кокетливо прячущая ладошки в крошечную муфту. Под мышкой господин держал сверток, а его спутница с беспокойством смотрела на заходящегося в кашле Лопаткина.

«На каток пришли, – машинально отметил молодой человек. – Вон, у кавалера коньки…»

– Нет-нет, спасибо, мы сами, – ответил он господину в котелке. – Сейчас мой друг посидит на скамейке, я возьму извозчика, и мы поедем.

– Но ему, очевидно, дурно, – настаивал франт. – Я приват-доцент по кафедре медицины, и поверьте мне, это очень скверный кашель…

– Спасибо, спасибо, господин приват-доцент, – бормотал Виктор, увлекая исходящего кашлем Лопаткина в сторону от фонарей, к выходу с бульвара. – Спасибо, мы уж как-нибудь сами…

«Принесла же их нелегкая, – раздосадованно думал он. – Только-только нужный разговор зашел… Впрочем, не беда – друг Володенька уже дозрел для пояса шахида. То есть он, конечно, не знает, что это – «пояс шахида», – но это и не так важно, правильно? Главное – колебаться будет не дольше, чем обычный шахид. То есть – ни секунды. Что ж, господин генерал от кавалерии Долгоруков, уважаемый московский генерал-губернатор, вас ждет сюрприз. Но уж извините – неприятный. Ничего личного, как говорится, просто вам не повезет – встретитесь вы со студентом Володей Лопаткиным в самый главный, завершающий момент его жизни…»

– Какие у вас интересные коньки, Иван! – сказала Варя, хватаясь за мой локоть; мы как раз вписывались в поворот у столба, украшенного гроздьями разноцветных электрических лампочек. – Никогда таких не видела! А что это на них за надпись?

«Еще бы ты видела! – подумал я. – И дернул меня черт притащить коньки из дома… Нет, они, конечно, не отсвечивают на весь каток флуоресцентным пластиком кислотных расцветок, но все же – нашлепки, защищающие костяшки, белые пластиковые «стаканы» с впрессованными в них узкими стальными лезвиями, да и надпись эта, будь она неладна… А все почему: не решился уродовать ноги на здешних «прокатных» уродцах, которые – не поверите! – надо приматывать к ноге ремнями. А вот Варенька ничего, катается, и получше, чем я на своих суперстильных, со вставками из микропоры…»

Пришлось выкручиваться:

– Это… мне-э-э… отцу прислали, из Канады!

Хоть здесь не соврал – коньки и правда были не китайскими, а самыми натуральными канадскими и стоили кучу денег. Спасибо моей американской мамаше – во время очередного приступа материнской любви вспомнила, что у нее вообще-то в дикой России растет сын… не хочу об этом, неприятно…

А Варенька, раскрасневшаяся, веселая, продолжала:

– Ой, Иван, что-то у меня правый конек вихляется. Давайте найдем местечко, я поправлю…

– Да влегкую… простите, Варя, конечно, сейчас… – поправился я, и мы покатили к лавочкам, окружающим снежный островок. На ходу мы то и дело уклонялись от парочек. Мимо пролетели Марина с Серегой Выбеговым – кадет сделал нам ручкой, а его партнерша послала воздушный поцелуй. За ними следовал Николка; гимназист катался хуже своей сестрицы, так что сейчас ему было не до глазения по сторонам, – все силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах.

– Ну что же вы, Иван! – недовольно сказала моя дама. – Подайте мне руку, я сяду…

Машинально я протянул Варе руку; она, затормозив, пристроилась на краешке заполненной до отказа лавочки и принялась возиться с ремнями. Было неудобно – длинные полы платья мешали добраться до пряжки, короткий полушубок (или как это здесь называется?) не давал нормально согнуться в поясе и дотянуться до башмачка, к которому были примотаны лезвия. Я спохватился:

– Постойте, Варя, давайте помогу!.. – опустился на колено перед девочкой и подхватил ладонью лодыжку с намерением подтянуть ремни.

Вместо того чтобы протянуть мне ногу с коньком, Варя дернулась назад, чувствительно заехав лезвием конька мне по ладони.

– Черт… так и руку распороть можно!

– Простите… – буркнула Варенька, и я удивленно поднял глаза – голос девочки звучал как-то странно.