Николка же с Ваней получили отличный повод бывать у Выбеговых чуть ли не каждый вечер – и, двигая вместе с девочками фишки «Монополии», тихо радовались, что барышням стало временно не до роковых тайн. Приближалась весна, письма из Петербурга все отчетливее сквозили беспокойством; Яшины малолетние агенты под руководством неутомимого Семки с ног сбивались, бегая за «бригадовцами» по всей Москве, а серенькая мышка Наталья Георгиевна, барышня ответственная и пунктуальная, завела новый картотечный шкаф – в прежний собранные материалы уже не помещались.
Но пока заботы временно задвинуты в дальний угол – и вновь катятся кубики по скатерти:
– Мне отель на Трафальгар-сквер!
– Жулик! Не двадцать пять, а пятнадцать фунтов!
– Кто-нибудь ссудит сотню? Нет? Тогда продаю дом…
За окном снежинки кружатся в безмолвном ночном танце. Подходит к концу февраль 1887 года. Отшумела, отгуляла по площадям Москвы Масленичная неделя с ее блинами, балаганами, водкой и медведями. Еще всего-то три дня прожить – и весна…
Глава 12
Серое, хмурое утро. У всех – невыспавшиеся, красные глаза; у Васи Генералова дрожат руки. Когда уже при дневном свете пили чай, он мелко, дробно звенел ложечкой о край стакана.
А вы как хотели? Всю ночь приводить в порядок три динамитных снаряда, настораживать невероятно капризные детонаторы. Чуть сдвинешь свинцовый грузик – треснет тонкое стекло, кислота вытечет, смешается с белым порошком в жестяном пенале…
И все. Охнуть не успеешь. Как уже многие до них…
Мало вставить запалы. Надо сесть (бомбы уже лежат в рядок на столе; к нему стараются лишний раз не подходить), уточнить в сотый – последний? – раз квартиры, куда будут уходить после сделанного дела; пароли для верных людей в Киеве, Варшаве… куда еще можно доехать, прежде чем спущенные с цепи псы-жандармы ухватят за воротник?
– Присядем, – чей-то хриплый голос. – Как водится… на дорожку.
Улыбки напоказ. Ладони встречаются в крепких рукопожатиях. У самого Александра пальцы в коричневых пятнах химических ожогов. И у всех без исключения кончики пальцев желтые от табака. Курят все. Табачный дым висит в комнате голубыми пластами. Еще бы, ночь не курили: поди закури, когда рядом снаряжают бомбы.
Теперь – можно. Запалы вставлены, коробки завернуты в плотную коричневую бумагу, перетянуты бечевкой. А у Андреюшкина бомба в виде книги; он долго, старательно вырезал острым сапожным ножом склеенные страницы толстого тома. Склеены не все – первые десятка два можно открыть, пролистать. Предосторожность – мало ли?
Пора. Дозорный первым покинул квартиру. За ним – цепочкой, по одному…
По правой стороне Казанского проспекта, цепочкой: сигнальщик, запасной сигнальщик, метальщик бомбы. Замыкает цепочку прикрывающий с револьвером в кармане.
По другой стороне идут еще двое. Ни сигнальщиков, ни прикрывающего с ними нет – зато есть свертки, начиненные свободой и динамитом. Запасные метальщики. Мало ли!
На календаре – двадцать шестое февраля, отмечено как царский день. Столица приукрасилась – дворники с утра скребут торцовые мостовые, сдирая снег до шестигранных деревянных плашек, витрины Невского украшены гирляндами и портретами. И в каждой – державный вензель: огромная, замысловатая буква «А» и римская тройка.
Ирония – сегодня в Исаакиевском соборе панихида по убиенному 6 лет назад злодеями императору Александру Освободителю. Это случилось первого марта, но панихида будет сегодня, в воскресенье. Царь непременно будет. Вот здесь он проедет, мимо Казанского собора.
Злодеи – это они. Сегодня они будут ждать жертву на Невском проспекте. Как в тот раз, на Екатерининском канале.
Царского выезда все нет. Поменяться сторонами улицы – старательно не глядя друг на друга, беспечно фланируя в толпе петербургской публики. И назад, и вновь – от Полицейского моста до поворота к Исаакию. Потом опять. И – вновь поменяться сторонами.
Зря. Впустую. Царя нет.
И так – много раз. Останавливались, читали для отвода глаз объявления, глазели на витрины, менялись местами, сбивались в кучки, забыв о строго разработанном порядке следования.
Нет. Его нет – огромного, похожего на медведя человека с широкой бородой. Прежний, – тот, которого дождались шесть лет назад метальщики бомб, – носил бакенбарды…
Нет. Царского выезда нет.
Смеркается. С неба валятся хлопья мокрого снега, с залива поднимается стылый ветер. На углах горят газовые фонари, витрины роскошных заведений на Невском освещаются электричеством.
Старший группы подходит к городовому, говорит о чем-то. Потом снимает шапку, трижды широко крестится и кладет в сторону собора малый поясной поклон.
Это заранее условленный сигнал – расходиться. Все. На сегодня – все. Домой. Сегодня все останутся в живых. И они, и тот, человек-медведь, тиран…
Домой.
Двое идут по Дворцовой площади. Часовой возле полосатой будки у арки Генерального штаба провожает их равнодушным взглядом. Мало ли тут ходит народу? Иди на здоровье – не запрещено.
Один из двоих – тот, что пониже, на ходу открывает черную кожаную папку.
– Подожди немного, сейчас видео сольется…