Мартовские колокола

– Если вы, Владимир Алексеевич, надумаете повторить ваш спуск в Аид, – сказал молодой человек, – я был бы крайне признателен вам и, поверьте, не остался бы в долгу, если бы вы сочли возможным взять меня с собой. Припоминаю ту вашу статью в «Ведомостях» – помнится, после нее я сначала проглотил сочинение господина Гюго, где рассказывается о «чреве Парижа»[41], а потом все бредил тайнами московских подземелий. А тут – случай прикоснуться к ним, да еще с таким проводником, как вы!

Гиляровский удивленно поднял брови:

– Признаться, не ожидал, Яков Моисеевич. Да и зачем вам это? Со мной-то все понятно, мне очерк писать о переустройстве Неглинки, а вы там что позабыли? Там, конечно, и расчистили, и своды новые соорудили, но все равно – клоака, вонища, грязь неимоверная…

– Ничего, Владимир Алексеевич, – усмехнулся Яша. – Поверьте, пытаться смутить человека, выросшего в винницком местечке, грязью – все равно что пугать ежа… афедроном. Так я могу рассчитывать на вашу любезность?

…Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь. Правительство игнорирует потребности общественной мысли, но они вполне законны, и интеллигенцию, как реальную общественную силу, имеющую свое основание во всей истории своего народа, не может задавить никакой правительственный гнет. Реакция может усиливаться, а с нею и угнетенность большей части общества, но тем сильнее будет проявляться разлад правительства с лучшею и наиболее энергичною частью общества, все неизбежнее будут становиться террористические акты, а правительство будет оказываться в этой борьбе все более и более изолированным…

Геннадий отвел взгляд от молодого человека, стоящего у стола. Соседи не отрывали от него восхищенных взоров: невысокий, с бородкой на манер шкиперской, оставляющей открытыми щеки, верхнюю губу и подбородок; смотрит на оратора сверху вниз – много ли надо человеку в двадцать один год? Пахом Андреюшкин, сын кубанской крестьянки и богатого грека. Только что выступал, горячился, сбивался:

Исчислять достоинства и преимущества красного террора не буду, ибо не кончу до скончания века, так как он мой конек, а отсюда, вероятно, выходит и моя ненависть к социал-демократам… Каждая жертва полезна; если вредит, то не делу, а личности; между тем как личность ничтожна с торжеством великого дела…

«Красный террор, – усмехнулся про себя Геннадий. – Да знал бы этот щенок, что такое на самом деле красный террор!»

Второй – тот, что справа от докладчика. Коренастый, солидный – во всяком случае, посолидней предыдущего. Уроженец Томска, сын нижнего чина томской инвалидной команды. Василий Осипанов – это он:

…Я рассчитывал стрелять из пистолета с отравленными мелкими пулями (или дробью) или из револьвера. Для этого я считал необходимым иметь помощников, которые бы следили за выездами государя и дали мне возможность выбрать удобный для произведения покушения момент. С целью разыскать таких помощников я стал заводить знакомства…. наконец, уже в исходе осени я узнал, что два человека имеют намерение предпринять что-нибудь в террористическом роде…

«Да, – подумал Геннадий, – этот готов стрелять. Но организация решила положиться на бомбы с гремучим студнем; и первого марта Осипанов вышел – выйдет! – на улицу с бомбой в руке. В руке его, как и полагается студенту, будет книга – Вася Осипанов специально перевелся в Петербургский университет из Казани, чтобы совершить покушение на царя. Так что книга будет наполнена взрывчаткой…»

А оратор – высокий, кудрявый юноша, один из тех, кого они с Янисом Радзиевичем заприметили возле Волкова кладбища, – продолжал:

…Успех такой борьбы несомненен. Правительство вынуждено будет искать поддержки у общества и уступит его наиболее ясно выраженным требованиям. Такими требованиями мы считаем: свободу мысли, свободу слова и участие народного представительства в управлении страной. Убежденные, что террор всецело вытекает из отсутствия даже такого минимума свободы, мы можем с полной уверенностью утверждать, что он прекратится, если правительство гарантирует выполнение следующих условий…

Как все же удивительно складываются судьбы людей! Этого молодого человека ждут Александровский равелин Петропавловки, эшафот, а потом – посмертная слава в тени оглушительной, всемирной известности младшего брата, Владимира, такой, что сравнима разве что с известностью библейских персонажей и античных героев… Любопытно, а насколько правы те историки, которые писали, что если бы не казнь Александра Ульянова – то и младший брат пошел бы по стопам отца и стал добропорядочным губернским учителем? А что, сейчас, пожалуй, есть способ это проверить – всего-то и нужно, что сорвать идиотское покушение, которое планируют эти, в сущности, подростки. И тогда… тогда…