Мартовские коты. Сборник

Не получив ответа, она вдруг легонько зачерпнула котенка под живот, оторвала его, невесомого, от асфальта, прижала к груди и решительно заявила:

– Кузькой тебя назову! Будешь нашим Кузькой!

Мы стояли в сторонке и изумленно наблюдали за происходящим, зная, что бабушка кошек недолюбливает и всегда отгоняет от дома, чтобы они не лазали по столам и не таскали с кухни еду. Встреться нам на пути сотня холеных, породистых и красивых котят, доставленных прямо с выставки, она бы не обратила на них внимания и равнодушно прошла мимо, подгоняя нас к остановке. Но рыжий с первого взгляда поразил ее грязным неухоженным видом, мятой и облезлой шерсткой, худенькой заостренной мордочкой беспризорника. Чтобы растопить бабушкино гранитное, закаленное работой в госпитале, детдоме и больницах сердце, видимо, нужно было быть именно таким: кротким, невесомым, с царапиной на носу и на ухе, с серым от пыли поникшим хвостом. А еще с огромными печальными глазами, устало и разочарованно оглядывающими окружающее. Миллионы котов спокойненько проследовали бы мимо по своим делам, никак не отразившись в бесстрастном сердце бабушки, они, возможно, вообще остались бы незамеченными. Но рыжий, выбравшись из зарослей крапивы, разжалобил и завоевал ее с первого взгляда.

Он как влитой поместился в ее руке, словно был создан для того, чтобы она разгуливала, прижимая его к груди.

– Будешь жить со мной. Вымою тебя. Расчешу. Ты, наверное, сегодня еще ничего не ел? – ласково, но властно бормотала бабушка, совершенно забыв про нас. По ее лицу чувствовалось, что решение уже принято окончательно и бесповоротно. Котенок не возражал, не сопротивлялся, а отдался на произвол судьбы. Он как-то сразу почувствовал, что, если эта волевая, упрямая старушка что-нибудь задумала, спорить с ней бесполезно, она все равно сумеет убедить любого в своей правоте. Легче подчиниться, чем сопротивляться и возражать. Котенок понял это без слов, согласился, покорно обмяк в сильной и теплой руке, не пытаясь вырваться и убежать. Он просто висел, как ручка невидимого мехового ридикюля или потертого военного чемодана. Молчал, тихонько посапывал и смирно ожидал, что с ним произойдет дальше. И, надо сказать, его молчаливое согласие и послушание очень пришлись бабушке по душе.

Мы уже подходили к шоссе, а она все еще с жалостью осматривала своего котенка, нашептывая:

– Подожди, сейчас ребят проводим и пойдем домой обедать.

Он слушал и кротко разглядывал свою бабушку большущими желтыми глазами. Безупречной кошачьей интуицией во время этого молчаливого знакомства он разузнал о ней многое: что на бабушку можно положиться, что она любит кормить и выхаживать, что она будет заботиться, нудить, воспитывать, а в случае беды взвалит всех на плечи и потащит на себе. Решительный вид бабушки свидетельствовал о том, что с каждым шагом прогулки с прижатым к груди рыжим трофеем она все больше укрепляется в намерении ни за что не выпускать его, донести домой и оставить жить с нами. Искоса наблюдая за тем, как она поглаживает котенка и тихонько шепчет: «Кузенька! Беспризорник!», мы осторожно переглядывались и многозначительно подмигивали друг другу.

Возле остановки бабушка забыла про нас и поплыла от одной группки людей к другой. Она здоровалась, показывала котенка, напоминала, что сегодня День медика. Ее целовали в щеку, обнимали, хлопали по плечу, от чего бабушка оживилась и помолодела лет на пятнадцать.

Чуть в стороне от ожидающих автобус стояли два косматых хмурых мужика в старых потрепанных пиджаках, долговязый юноша в косухе, который все время приглаживал и собирал в хвост длинные русые волосы. И яркая разбитная бабенка, в чем-то цветастом, с оборками, которая все время хохотала, запрокидывая голову с белыми кудряшками химической завивки. На ее красиво старящемся, чуть загорелом лице играла кривоватая презрительная усмешка. И два косматых мужичка рядом с ней казались присмиревшими, как щенки. Они курили, поглядывали на дорогу и почтительно слушали, что она говорит. Бабушка указала на нее глазами и прошипела:

– А это Галина, жена Сереги-вора, с сыном и дружками.

Подошел автобус. Подпихиваемые взволнованными, нетерпеливыми дачниками, мы кое-как забрались внутрь и вскоре уже выглядывали в запыленное заднее окошко, а бабушка, прижимая котенка к груди, что-то шептала ему и, уменьшаясь, махала нам вслед от сине-розовой остановки.

Потом она еще немного поговорила со знакомой старушкой о том, что с такой жарой урожая не видать, похвасталась котенком, найденным на дороге и, не спеша, отправилась домой. В белой панамке, смешно надвинутой на лоб, она медленно брела по жаре, поглядывая по сторонам, подмечая все вокруг, как частный детектив или разведчик-любитель. Попутно, шевеля губами, она планировала, как нагреет воды и первым делом отмоет котенка от пыли. Она так и говорила ему:

– Кузенька! Глупышка! Крапивник! Слышишь? Сейчас придем домой, вымою тебя. А ты терпи, надо вымыться. Схожу к соседке, одолжу козьего молочка, чтобы ты поправился, а то вон ребрышки торчат.