Мартовский снег (СИ)

— Уже иду! — крикнул он, натягивая на потное тело свежую рубашку. Мерзко и противно, но время не ждет. Надо успеть заснять к четырем, чтобы к девяти уже кинуть на канал.

***

После обеда Павлик играет вяло — это бесит Андрея, но он не показывает виду. Веселая музычка, яркий свет, яркие краски — все как для умственно отсталых. Андрею пришлось повозиться с настройками камеры, но теперь он сидел на полу, улыбаясь до ушей.

— Качество огонь, — сказал он. — На порядок выше.

— Папа? — спросил Павлик, отрываясь от игры.

— А?

— Папа?

— Да говори уже, пока не включил!

— Я хочу писеть.

— Еб твою… ладно, иди. Только быстрее, ладно? Иди иди давай!

«Хочу писать, хочу игрушку хочу хочу хочу… серьезно, если бы не писать видос, уебал бы ремнем»

Павлик выбежал из туалета и сел возле игрушек. Детский взгляд уныло скользнул по блестящему паровозику, по разбросанным солдатикам кислотного цвета, по высокому, ярко-красному камазу на радиоуправлении, анбокс коего принес полтора миллиона просмотров.

— В чем дело, Павлик?

— Я не хочу играть.

— Не хочешь играть?

— Не-а. Я погулять хочу.

— На улице грязь да говно, какие прогулки?

— Я хочу гулять! — требовательно буркнул Паша. — Не хочу играть в игрушки!

«Ах ты ж!»

Андрей на миг вспыхнул, сжимая кулаки. Хотелось врезать по этой избалованной морде, разбить в кровавые сопли.

Вспышка гнева проходила медленно, точно алая волна полнящаяся багровыми грозами, уходящая от каменистого берега. Андрей, отключив камеру, подошел к надувшемуся сыну.

— Я тебе обещал новую игрушку? Обещал?

— Ага.

— Если ты не хочешь играть, то зачем тебе игрушка? Придется ничего не покупать.

— Нет! Ты обещал мне игрушку! — чуть не плача крикнул Павлик.

— Но ты же не хочешь играть? Значит она тебе не нужна.

— Я хочу.

— Я не расслышал, — Андрей стукнул себя по уху.

— Я хочу играть, — буркнул Павлик, вытирая слезы кулачком.

— Ну это же здорово, да? Сейчас мы вытрем слезки, и будем играть в машинки. А папа потом подарит тебе гамак. Как ты хотел.

— Гамак!!!

— Да. Хочешь гамак?

Павлик кивнул. На светлом личике засверкала наивная, счастливая улыбка. Он так хотел гамак!

— Тогда, давай-ка поиграем в машинки.

Андрей подошел к камере и включил запись. Павлик играл радостно и с улыбкой до ушей. Музыка играла бойко, пестрели яркие краски на игрушках.

«Потом добавлю эффекты и вставки. Ролик будет что надо, — довольно подумал Андрей»

***

«Кофточка что надо!»

Маша обожала покупать тряпки. С приходом свободных денег ее траты приобрели впечатляющий размах. Андрея это страшно бесило, но женщина привыкла игнорировать его «детские психи». Она покрутилась перед зеркалом, изогнулась в сексуальной позе и, поправив черные очки-капли, улыбнулась.

«О да, милая. Ты просто космос»

Взгляд скользнул по ценнику, но тот тут же выбыл из списка чего-то значимого. В самом деле, ну стоит свитерок сорок три тысячи рублей, ну и что? Маша давно для себя сочинила простой закон: не тратишь на себя — себя не любишь. Не любишь себя — не любят тебя. Не любят тебя — Андрей начинает поглядывать на блядей.

Она скривила губки и, добавив кофточку к охапке одежды, пошла на кассу, изящно повиливая бедрами. В магазине кипела торговля, ворчащие, уродливо-обрюзгшие бабы с выцветшими губами и глазами цвета кошачьего дерьма пытались выпросить у мужей покупку. Маша улыбнулась, чувствуя на себе взгляд усталых, забитых жизнью мужей, вынужденных отдавать последнюю копейку по прихоти жены. Не могут зарабатывать, не могут обеспечить свою женщину, скряжничают как последняя собесная бабка, и еще смеют называть себя мужчинами! И пялиться на коротенькие шортики, некомфортно врезающиеся в зад. Красота требует жертв и маленькие натертости стоят того, чтобы на каждом повороте чувствовать похотливые взгляды неудачников.

Подруга у кассы заметила ее и помахала. Маша улыбнулась и ускорила шаг, чувствуя себя богиней дня. Лиза как раз укладывала в пакет скромную покупку — какие-то уродливые, дешманские брюки в стиле «белые отбросы», с порванными коленями, как у заправской дорожной шлюхи.

«Почему у нее стерты колени на джинсах? Да потому что ее трахает вся улица. Вышла из дома — чпок и оприходовали. У нее же тормозов нет. Любому Ашоту за кебаб отсосет. Шалава, — усмехнулся Андрей, поправляя галстук перед зеркалом.

— Она не шалава, — запротестовала Маша. — И вообще, она моя подруга. Мне не нравится, что ты так о ней говоришь, — она бросила взгляд на светлое личико сына, сосредоточенно раскрашивающего комикс. — Тем более при нем»

— Она блядь, причем пробитая, — презрительно фыркнул Андрей. — И мне не нравится, что ты с ней общаешься. Позоришь всю семью.

— Что ты такое говоришь? — ахнула Маша, готовясь при необходимости зарыдать. — Она хорошая, ты ее совсем не знаешь! И она мать одиночка!

Андрей засмеялся и, подойдя к жене, поцеловал ее в лоб.

— Курочка, а почему она мать-одиночка ты не догадываешься?

— Ее бывший был козлом, — буркнула Маша.