Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология

Рябьев молча отходит с газетой в угол площадки, пытается читать, но видно, что ничего не понимает.

Тарпова рисует пальцем на перилах площадки.

Рябьев (комкает газету, в каком-то волнении подходит к Тарповой). Хотя я… Ногайло не передала…

Тарпова рисует пальцем.

Рябьев. У меня к тебе «два слова».

Тарпова рисует пальцем.

Рябьев. Я уж несколько дней всё хочу…

Тарпова. Можешь не трудиться. Я уже знаю твои «два слова».

Рябьев (радостно хватая Тарпову за руку). Ногайло все-таки передала вчера?!

Тарпова (вырывая руку). Ровно ничего. Я знаю… без того. (С горькой иронией.) Я привыкла. «Товарищ Тарпова, ты мне нравишься как женщина… давай жить вместе». (Гневно.) Эти «два слова» хотел сказать мне? Да? Отвечай!

Рябьев (растерянно). Но я…

Тарпова (передразнивая, с горечью). Но я… Но я… Ну, что я? (Впадая в исступление.) Ты тоже как все. Знаком две недели — и уже подходишь с «двумя словами». А знаешь, сколько раз мне уже приходилось выслушивать вот эти самые «два слова»? Знаешь?

Рябьев (растерянно). Товарищ Тарпова…

Тарпова (в исступлении). Во-семь р-раз… Восемь раз ко мне подходили всякие «товарищи» с этими самыми двумя словами, с той поры как я сама стала то-ва-ри-щем Тар-по-вой, членом партии, секретарем фабкома. Приходило тебе когда-нибудь в голову подумать об этом?

Рябьев. Товарищ Тарпова, я вовсе…

Тарпова (в исступлении). Тебе не приходило. Тебе не могло прийти. Ну, а знаешь ли, как я могла, как я должна была отвечать этим восьми… Я каждый раз у-сту-па-ла им… Да, да! Я восемь раз уступила с того дня, как стала «товарищем Тарповой». (С горькой иронией.) И как же могла я не уступить… Да ты мещанка, товарищ Тарпова! Да ты отстала, товарищ Тарпова! Да ты с буржуазными предрассудками!.. (С отчаянием.) И я думала, до сих пор думала, что те восемь — правы, а я в самом деле мещанка. (С неожиданной угрозой.) А вот девятый — не хочу. Слышишь! Не хо-чу…

Рябьев (робко). Я тебя не принуждаю… В чем… дело?

Тарпова (умоляюще протягивая руку). Володя, милый! Все восемь говорили, что не принуждают. Но тут есть какое-то принуждение. Есть, Володя! (В порыве отчаяния.) Ну как можно, встретив женщину два-три раза, тотчас подойти к ней и, опираясь на какое-то партийное право, сказать ей: ты мне нравишься, давай жить вместе?… Как можно, Володя? (Со слезами.) От тебя, именно от тебя, я не ждала этого. Именно ты должен быть каким-то другим, непохожим на всех. За эти две недели, что ты у нас, я так поверила в тебя. Мне казалось, что наконец-то я встретила образец, которому можно подражать во всем: в работе, в жизни… Я тебе, Володя, завидовала и вместе с тем подражала. Когда ты выступаешь на наших собраниях, мне хочется отказаться от своего права мыслить самостоятельно, хочется соглашаться с твоими словами, не проверяя их, следовать тебе во всем со страстью, без оглядки, не задумываясь, не рассуждая… А ты… Ты тоже… как все… как все… (Склоняется головой на перила площадки и плачет.)

Рябьев (не зная, что делать). Ты не плачь… Ты не плачь… (Обрадованно.) Я тебе сейчас объясню статью… (Лихорадочно расправляет скомканную газету и несколько секунд читает.) Значит, по поводу «Двухлетия нэпа»? Послушай, товарищ Тарпова… (Нагибается.) Если правильно понимаешь сущность нэпа, то я могу тебе ответить. Может быть, ты помнишь (трогает Тарпову за плечо), что сказал Одиннадцатый съезд про нэп?… Он сказал: «Отступление окончено. Отступления больше не будет». Но я тебе скажу, что в известном смысле нэп даже не отступление…

Тарпова (не поднимая головы). А почему же тогда Одиннадцатый съезд сказал, что нэп — отступление?

Рябьев (обрадованно). А вот я тебе объясню. Он сказал потому, что…