"Смею заявить Вашему Высочеству, что ничто в мире меня так не удивило, как известие, которое я имел честь получить 16-го числа прошлого месяца, столь различное от полученного мною раньше, в котором Ваше Высочество удостоили сообщить мне о вдовстве моей дочери и о необходимости для неё вступить во второй брак с таким знатным человеком, как Собесский, по поводу чего Ваше Высочество требовали моего согласия... Из последнего письма Вашего Высочества я узнаю, что Ваше Высочество изволили его тайком обвенчать (хотя это всем известно) на основании яко бы данного мною согласия (как я имел честь это узнать). Обращаюсь к Вашему Высочеству с нижайшей просьбой простить меня, если я заявлю, что дав свое согласие на брак с Замойским, с которыми она счастья не нашла, я решил, в случае его смерти, вернуть её на родину, в надежде, что Ваше Высочество дозволит мне пользоваться правами отца (согласно божественными и человеческим законам). Узнав, что Ваше Высочество распорядились судьбою моей дочери самовольно, без моего согласия (считая его, очевидно, бесполезным), и воздерживаюсь выразить мои чувства по этому поводу, из уважения к столь Великой Королеве, сохраняя лишь воспоминания об ошибках г-жи Замойской. Вот всё, что может высказать Вашему Высочеству, Милостивая Государыня, человек, который на всю жизнь остается с глубоким уважением и пр., и пр.".
Ни Мария де Гонзага, ни молодые супруги не придали большого значения этому торжественному заявлению. Герцог Ангиенский писал с тою же почтою, что маркиз быстро успокоился. "Иначе его придется считать сумасшедшим". Что касается г-жи д'Аркиен (матери), она ничего не заявляла. Наводя справки о звании дарованном Собесскому, она, очевидно, нашла, что "партия" удовлетворительна.
III.
Погребение Замойского было делом первой важности. Марысенька рассчитывала разыграть при этом известную роль, помимо заранее предназначенной, согласно требованиям приличия, в качестве вдовы. Владение Замостьем имело особое значение, не только в стратегическом отношении, но главным образом в смысле политическом. Говорили, что Любомирский намерен завладеть этим поместьем. Его родственники, состоявшие в родстве с Замойским по боковой линии, уже явились, требуя свою часть наследства. Необходимо было поместить в Замостье гарнизон, преданный партии польского двора. Но войска республики не имели права доступа во владения частных лиц. В таком случае оставалось одно средство: воспользоваться правом частных лиц, ввиду спорного наследства, о котором Мицкевич говорит в своей чудной поэме "Пан Тадеуш". Иначе говоря, приходилось устроить "зажад". Владение занимали домашним ополчением, которое всегда имелось при больших польских поместьях, присоединяя к этому и других слуг и друзей, снабженных оружием и конями, при чем дело нередко доходило до настоящей битвы. Пани Замойская предъявляла свои права на Замостье: гарантии её вдовьего участка и недвижимого имущества: Она явилась в сопровождении конвоя пехоты. Принадлежал ли этот отряд к войску республики? Да, но он находился под предводительством Собесского, заинтересованного в наследстве. Это главным образом и побудило Марию де Гонзага поспешить со свадьбой своей воспитанницы. Публика оставалась в неведении относительно брака. С нею надеялись объясниться позднее. В это время Марысенька будет находиться на месте, поручив своему мужу собрать более значительный отряд по соседству, для оказания помощи в случае нужды.
План рушился самым плачевным образом. Вестник, посланный вперед, чтобы возвестить о прибытии Марысеньки был встречен враждебно. Сестра покойного, княгиня Вишневецкая, приняла его такими словами:
-- Ваша госпожа нас не приглашала на свою свадьбу, мы её не зовем на похороны.
Извеcтие о тайном браке дошло де неё.
Несмотря на это, Марысенька явилась под стены замка. Ворота были заперты, но хуже всего: её встретила враждебная толпа, заграждавшая дорогу. Собрался весь город. Она смело вошла в переговоры.
Так-то вы встречаете свою госпожу!
-- Какова госпожа, таков и прием!
-- Знаете ли вы, с кем говорите?
-- Да, с пани Собесской!
Она вышла из экипажа, но поспешила в него сесть обратно и удалилась, сопровождаемая зловещим криком, заставившим её побледнеть от злобы:
-- Долой Собкову!