Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен),

 Любомирский показал всё своё могущество. То, что произошло, могло бы и не произойти, если бы положились на него, на него одного; даже и теперь, если только пришли к этому решению, он совершенно готов поправить беду. Каким образом? Сейчас объяснит. Толпу можно вернуть, если только он будет ею предводительствовать. Он один обладает искусством и властью управлять её движениями; что отвергнуто одним сеймом, может быть принято другим, с условием, чтоб он был созван senatus-consulte, которое одновременно указывало бы как на цель созыва, так и на желания большинства сенаторов, чтобы цель эта была достигнута. Но толпа, -- толпа, состоящая из шляхты, -- единственная с которой приходилось считаться в Польше -- пойдет ли она на эту сделку? Да, если сам Любомирский возьмет на себя инициативу и всю ответственность. Неужели недостаточно известно, как велико его влияние? С его вмешательством покажется, будто все творится во имя всеобщих выборов и под защитой великих принципов. Он настолько убежден в этом, что решил в качестве председателя присутствовать на предполагаемой по этому поводу раздаче французских червонцев и требовать свою часть. Господин Корзон уверяет, что я оклеветал гетмана в этом отношении. Это слишком сильное выражение для небольшого разногласия. Господин Корзон допускает, что другие вельможи также черпали из того же мешка, который был получен из чужих рук, -- из рук иностранцев, -- причем вину увеличивает еще то обстоятельство, что они пользовались субсидиями курфюрста бранденбургского и императора австрийского, чтоб бороться с правительством своей родины.

 Источником для меня послужила депеша Кайе к великому Кондэ (28 июля 1661, иностранные дела), Но и господин Корзон не пользовался ничем иным в большей части своего рассказа. Называть мое утверждение "вздором", воспользовавшись им для подтверждения своих тезисов -- не значит ли это доводить апологию "хамелеона" до подражания ему.

 Любомирский к тому же преувеличивал свою власть или ошибался относительно её размеров; но в его представлении была все же доля правды. Польша -- это страна, испытавшая всю глубину деспотического режима, со всеми его случайностями.

 Договор состоялся, и Мария де Гонзага послала в Сен-Жермен известие о победе.

III. Недоверие в С. Жермене. -- Отвращение к парламентаризму и к его представителям. -- Ничего не поделаешь с этими "животными". -- "Миролюбивые переговоры оставлены". -- Договор с Швецией по поводу вспомогательной армии. -- Мария де Гонзаг отказывается от гражданской войны. -- Восстание польской армии. -- Польская конфедерация. -- Опасения Франции. -- Людовик XIV и де Лионн. -- Советы осторожности превозмогают. -- Государственный переворот на итальянский лад, задуманный Марией де Гонзага. -- Он не удается. -- Нарушение шведского договора. -- Мнимое окончание драмы.

 Там нашли, что вера её крепка и что её нетрудно удовлетворить. Из этого первого своего соприкосновения с польскими парламентерами Людовик ХIV сразу вывел заключение, к которому позже, после более продолжительных сношений, пришел один из его агентов, а именно, "что с этими грубыми животными ничего не поделаешь". Это не значило, чтобы он примирился с мыслью о неудаче. Но в силу того же заключена "мирный путь" перестал казаться ему возможными. Кстати, он только что дал аудиенцию шведскому послу, приехавшему недавно в Париж и предоставлявшему ему полную свободу действий в Польше на единственном только условии, "чтобы Австрия, Московия и Бранденбург были устранены" от наследования престола. Это было выгодно. Посла вновь призвали, с ним вели секретные переговоры, и в конце сентября 1661 г. курьер польской королевы уехал с новостью о договоре, по которому должно было быть собрано войско в 12 000 человек, -- 6000 шведов и 6000 немцев из старых солдат, которое, состоя на жалованье в 400 000 экю, было бы готово по первому требованию вступить в пределы Польши. В случае нужды принц Кондэ собственной персоной обещал встать во главе этой небольшой армии, точно также, как и других сил, которые смогут быть собраны на месте.