Маша

Из дома Степан уехал год назад. Не то чтобы он скучал, скорее так…вспоминал. После смерти Светы, Степан продал квартиру, перевёл почти все деньги уже давно взрослым детям и пропал на какое-то время. Близкие сначала переполошились, но после всегда внезапных звонков из разных городов и тщетных убеждений вернуться не то чтобы успокоились, скорее отпустили ситуацию, хотя поведение старика было странным. Не похоже это было на Степана. Покойная Света могла сорваться в Тулу, Воронеж, Ростов, Питер без видимой причины, это её мечта была путешествовать по дальним странам, мечта, кстати говоря, так и не сбывшаяся. Степан, хотя и всегда следовал за женой, однако ценил покой и уединение. Дача, огород, чайник на столе, потрескивание дров в очаге, интересные книги- вот к чему стремился сам Степан. Многие искренне удивлялись такому странному союзу, но те, кто знал эту пару ближе, понимали, что здесь та самая любовь, связывающая и уподобляющая.

После внезапного исчезновения Степан за короткое время объездил с десятка три городов, ночуя то в хостеле, то в какой-нибудь церкви, то на вокзале. Маршрут всегда выбирался сам собой, будь то первый попавшийся рейс, или дорогу указывал какой-то «знак» (упоминание в рекламе, постороннем разговоре, новостях)– не важно. Степану сначала было не по себе, за месяц он исколесил столько, сколько за всю жизнь не ездил, но потом ничего, привык и даже вошёл во вкус. Так дорога и тянулась бы до конца, но подвело здоровье.

На очередной ночлежке в каком-то районном городке Степан долго не мог заснуть, какая-то тревога никак не покидала, да и вокзальные кресла не отличались мягкостью, даже спина заболела, где-то под лопаткой. Проходящий мимо патруль хотел было проверить документы, но старик, потянувшись за паспортом, вместо того чтобы достать бумажную книжечку, схватился за сердце. Так и вышло, что вместо Тамбова Степан отправился в местную поликлинику, а потом в областную больницу. Быстро приехавшие дети наотрез отказались отпустить Степана в новое «плавание» настаивая на переезде к ним. Степан же об этом даже слышать не хотел. Ещё на зоре отношений, совсем молодыми, Степан и Света говорили о старости, о том, что как бы она , старость, не сложилась, к детям они не поедут, нечего своими последними днями обременять жизнь молодых, да и оба надеялись на самостоятельную старость, без уток и катетеров. В такой ситуации оставался только пансион. Дети долго уговаривали и даже обижались на отца, но, в конце концов, пришлось сдаться, пансион лучше, чем вокзальный простор, по крайней мере отца можно было навещать. Заведение выбрали новое, перечитали все отзывы, просмотрели всю историю, изучили весь персонал. Сам Степан в смотринах не участвовал, где доживать ему было не особо важно. Поэтому очень скоро ещё очень бодрый старик стоял перед воротами нового, скорее всего последнего в своей жизни дома.

Шли дни. Из дома Степан выходил по утрам всегда в одно и то же время. Как только часы в столовой, подарок немецких меценатов, мелодично пропевали 7, Степан уже перешагивал порог. Вообще-то эти вылазки были прямым нарушением режима, но, во-первых, все жители дома могли свободно входить и выходить из здания (это очень сильно отличало дом от других подобных заведений), а во-вторых, за прошедший год Степан закрепил за собой славу безвредного чудака, постоянно вытворяющего всякие мелкие шалости. Так или иначе, была возможность гулять, и Степан эту возможность использовал в полной мере.

Странности начались где-то через полгода жизни в доме. В тот день Степан с другими жителями убирал территорию, обходил с мусорным пакетом забор по внешней стороне. К концу уборки страшная сестра (так за спинами окрестили её местные, на самом деле страшной она не была, просто пыталась вести себя строго, без особого успеха) прошла со своим «строгим» лицом по территориям с ревизией и всё было чисто, кроме внешнего газона у забора. На вопрос, почему вдоль забора валяются пакеты, фантики, убирался ли он вообще, Степан раскрыл свой чёрный мусорный пакет, откуда выглянули пластиковые бутылки, которые Степан после уборки забрал к себе в комнату. Собратья по трудотерапии окрестили странного старика «мусорщиком», но без злобы, скучно было в доме. Следующие три дня Степан не гулял и появлялся только на приёмах пищи. На четвёртый день, ровно в семь утра он вышел из своей комнаты с копией Эйфелевой башни из тех самых пластиковых бутылок и отправился в город. Башня была установлена в самом центре городского парка, где простояла не больше часа, после чего местная охрана «демонтировала» инсталляцию, перенеся её на ближайшую мусорку, однако Степан всё же успел сделать селфи на фоне своей поделки до «сноса».