Маша для медведя

Кажется, он шутил. Маша не всегда могла понять: серьезно Илья Ильич говорит, или с юмором.

-Когда ты поедешь к маме?

-Я не могу.

-Почему?

-С такой.

Она не сразу выговорила.

-С такой... рожей.

-Откладывать не стоит. Не забывай, что враги не дремлют.

-Враги?

-Думаю, что твой отчим уже сочинил удобоваримую гнусность. Если ты не придешь, в ближайшее время, мама может поверить именно ему.

-Нет!

-Золотце, такова жизнь. И вообще, растолкуй старику, что именно ты сама собираешься сказать Леночке.

-Не знаю. Правду нельзя.

-Любая ложь будет против тебя.

-Все равно!

-Давай подумаем вместе. Хочешь?

Дед взял табурет, поставил напротив Машиного. Уселся. Вытащил из ниоткуда острый, с лезвием блестящим точно зеркало, большой нож. Целый тесак. Таким только добропорядочных граждан пугать в темных переулках. Илья Ильич чинно и неторопливо принялся очищать желтое в крапинку яблоко. Кожура, не порвавшись ни в одном месте, укладывалась на блюдце длинной спиралью. Маша тупо следила за движением мужской руки. Дед протянул яблоко внучке.

-Будешь?

-Спасибо. Я не люблю так. С кожурой вкуснее.

-Дело привычки.

Илья Ильич поднялся, вытащил из кладовки пару очень симпатичных яблок. Тщательно вымыл.

-Держи, золотце. Не обращай внимания на старого зануду.

-Спасибо.

-Вот так ответила вежливая Ева одному хитрому змею. И с этого начались все беды человеческие.

-Правда?

Маша с удовольствием впилась зубами в красное, сладкое яблоко. Сок брызнул на подбородок. Девочка, не чинясь, стерла влагу ладонью и покраснела, увидев, что дед достает с полки пачку бумажных салфеток. Илья Ильич, тактично не замечая оплошности, вернулся к прежней теме.

-Думаю, маме стоит сказать почти правду. Повздорили. Очень сильно. Отчим - как его зовут?

-Геночка.

-Геннадий распустил руки. Выпорол. Ты психанула и удрала. Жить с ним больше не хочешь. Вы раньше уже ругались, при маме?

-Да.

Нехотя выдавила из себя девочка.

-По какому поводу?

-Читал мои письма без спроса.

-Так и скажи. Взял, вскрыл, изучил.

-Спрятал.

-Что?

-Он не отдавал мне Ванечкины письма. Царевич упрекает, что ни на одно не ответила. Я даже не знаю, сколько их было.

-Вот так и сообщишь. Этими же словами. На личности не переходи. Отчима не оскорбляй. Излагай события. И свое решение - пожить пока, подчеркиваю - пока, отдельно от Геннадия.

Маша замерла. Дед уже успел устать от нее? Поэтому и выделил условие. Пока. Пока? А она то размечталась, святая наивность. Собралась с духом, переспросила.

-Сколько будет длиться это "пока"?

Илья Ильич внимательно посмотрел на внучку. Ответил серьезно.

-Золотце. Ты будешь жить у меня столько, сколько захочешь. Можешь остаться насовсем. Это серьезное предложение. С отчимом тебе на одной территории быть невозможно! Просто маме не надо вываливать правду. Мол, удалилась навеки! И назад ни ногой. Маму стоит поберечь от подобных новостей. Ты, по-моему, сама так решила? Я не прав?

Девочка вскочила, опрокидывая табуретку. Собираясь броситься деду на шею. Что ее в последний момент остановило? Удивленно-испуганный взгляд Ильи Ильича? Пришлось изобрести другой повод для рывка: соответствующий моменту, да к тому же шуточный. Вскинула руку к несуществующему берету, щелкнула бы каблуками, но шлепки подвели, беззвучно влипли один в другой. Шмяк. Голос звонко взлетел к потолку.

-Яволь, мой генерал.

-Нихт ферштейн. Разрешаю сесть.

Она послушалась. Устроилась поудобнее, взялась было за книгу. Фигушки. Через секунду дед отвлек, вдруг заговорил совсем другим тоном. Серьезным и торжественным одновременно.

-Золотце. Прости, я не нарочно, просто взгляд упал. Что это? Ты позволишь посмотреть?

-Да ради Бога.

Она небрежно пододвинула лист со стихами. Илья Ильич сцапал его жадно, как голодная обезьяна банан. Тут же, не прочел, а проглотил. Спросил с запинкой, впиваясь Маше в лицо лихорадочно заблестевшими глазами.

-Золотце, золотце, это... твое?

-В смысле?

Не поняла отупевшая от всей недавней чехарды девочка.

-Это ты написала? Ты?

Он выглядел слишком потешно. Вспотел, сморщился, да и листок держал в руке словно драгоценность. Маша прыснула смехом, зажала себе рот обеими ладонями, вскочила, опять села, и не удержавшись, залилась громким хохотом.

-Ой, я не могу! Не могу! Нет...

-?

-Не поэт ли я? Я?

-?

-Я поэт, зовусь Незнайка. От меня вам - балалайка.

Илья Ильич погрустнел. Осторожно положил листик обратно на стол. Смущенно отвернулся. Но Маша угомониться не могла, продолжала взвизгивать, чуть не лопаясь.

-Нет, умора какая. Я и стишки? Обалдеть! Дед, ну ты даешь!

Илья Ильич вышел. Обиделся что ли? Почему?

* * *

Глава третья.

Стали дед с внучкой жить-поживать...

* * *

Они столкнулись в прихожей, нос к носу. Дед натягивал неизменное пальто. Маша осведомилась.

-А ты куда?

Илья Ильич ответил степенно.

-Перед тобой группа моральной поддержки. Думаешь, не понадобится?