Маша минус Вася, или Новый матриархат

Второй аборт был намного хуже первого — пропустили сроки, случились осложнения, и я была слишком слабой, когда мы наконец уехали.

Все замужество прошло как странный сон. Советская колония в Праге, слежка и недоброжелательность жен, рождение дочери (конечно, в Москве), нехватка денег, к которой я не привыкла, формальные встречи. Однажды в русском книжном магазине я купила томик стихов Мандельштама. Много дней подряд, пока муж работал, я, стирая, пеленая и сотворяя вкусную еду из дешевых продуктов, повторяла знакомые и незнакомые строчки и вспоминала Найку.

Пока мы сидели в Праге, разбился на вертолете под Нерюнгри мой отец.

Мы вернулись в Москву в 1991-м, летом. Магазины зияли пустотой, разительной после Праги, телевизор говорил непонятное. Мы с дочкой едва не стали жертвами августовских событий — наивно пошли в зоопарк, когда на улицы выползли танки. Помню Ельцина на открытой машине на Калининском мосту, помню крики толпы «Россия, Россия!», помню, как мы бежали к Садовому. Недавно услышала, как дочь рассказывает кому-то по телефону, что «возле ее уха пролетела пуля». Новая мифология, неведомое сознание. Москвой стали править деньги. Я видела это по знакомым мужа. Среди них были те, у кого деньги есть, и те, у кого их нет. У нас денег не было. Он начал бизнес — один, потом другой, все неудачно. Мы все меньше понимали друг друга. Однажды он упрекнул: «Ты меня ничему не научила».

После возвращения он начал пить. Не приходил домой по нескольку дней. Когда я застала его с другой женщиной, я решила развестись. Мама, бабушка, считавшие, что семью нужно сохранить, отговаривали. Но было нечего хранить, я это понимала. Долгий процесс закончился уникально: в нашей с мужем квартире прописана его новая жена, «газовая женщина» из Ханты-Мансийска, старше его на десять лет. Они снимают большие апартаменты в центре, а я с дочкой остаюсь здесь. Родительскую квартиру на Студенческой я сдаю, и, слава богу, есть на что жить.

Это случилось уже после смерти мамы.

Мне позвонила Найка и пришла с бутылкой кальвадоса. И рассказала свою жизнь. Она, разведясь с первым мужем, влюбилась. И поехала за любимым в Афганистан, в армию, их бомбили свои, он погиб у нее на руках, несколько суток не давали самолет. Ее ранило, и у нее никогда не будет детей. Найка сказала: пойдем на крышу. Крыши не было, но был козырек над магазином, над которым как раз мои окна, — и мы вылезли на козырек. Над нами в задымленном небе проступали звезды.

— Знаешь, — сказала она, — они нас видят. Твоя мама и мой Сережа, точно. Давай их не обижать.

И мы чокнулись кальвадосом.

Найка изменила мою жизнь. Я хожу на собрания в поддержку больных СПИДом и детей-инвалидов, помогаю ей собирать группу по поддержке детей Чечни и организации досуга беженцев и безногих «афганцев». Найка страшно активна, и я рада ей помочь.

Однажды она привела ко мне Левушку, художника с Арбата и старого своего любовника. «Есть две вещи, достойные изумления, — так сказал он свой первый тост, — звездное небо над головой и внутренний мир внутри нас».

Левушка остался, и я удивилась тому, что я — женщина и готова желать и быть желанной. Он стал оставаться у меня все чаще и получил ключ.

Однажды, входя в квартиру, я долго не могла открыть дверь. Через некоторое время на пороге возникла совершенно голая Найка. Я не испытала ни ревности, ни обиды. Напротив, мы как будто стали еще ближе. И потом мы сидели втроем, смеялись и пили кальвадос и говорили о том, как нам хорошо вместе. Три товарища, лица уходящей эпохи.

Я живу теперь точно по расписанию. В восемь тридцать отправляюсь на работу — я служу в библиотеке имени А. Толстого, где я когда-то брала литературу к экзаменам, распоряжаюсь каталогом и выдаю читательские абонементы. Денег никаких, но мне нравится быть полезной тем, кто сюда приходит, к тому же иногда есть время почитать. После работы я еду в свою тмутаракань (родительская квартира кормит нас по-прежнему), сажусь на кухне у окна и жду звонка Найки. Она непременно скоро придет…

— Найка, не страшно стареть?

— Да что ты, посмотри на американцев, у них вся жизнь начинается после пенсии. Женятся, путешествуют. Не хочешь крепенького американца?

— Да ну тебя.

— Напрасно, у них виагра — и все в порядке.

— А душа?

— Душа, дорогая, только у нас.

Левушка нас не покинул, он живет то у нее, то у меня — жить-то ему негде, бедолаге, а нам он не в тягость, и жаль его. У нас своя жизнь, не зависимая ни от него, ни от кого-то еще. Мы с Найкой сидим на кухне, пьем кальвадос, смеемся и плачем, читаем стихи и верим, что все лучшее у нас впереди, непременно впереди. Ничто не нарушит нашей связи, нашей дружбы. И страшно подумать, что мы могли бы не найти друг друга в шуме и суете прожитых лет. Я верю, что это — тоже судьба.

Дай бог нам дожить до лучших дней.

Галия Мавлютова Трубка мира