Машина бытия

Алексу хотелось спать. Это означало, что он уже пообедал – если, конечно, все остальные внутренности работали нормально. В этом он, правда, был не уверен. Где же была эта, будь она трижды неладна, вечеринка? Он выбрал три переплетенных между собой дерева, способных выдержать его вес, и забрался в крону, туда, где мягкие листья предохраняли его от шипов. Он растянулся там, чтобы подремать и подумать.

Кое-что ему удалось вспомнить. Воспоминание разбудило его; все глаза выпятились и стали активно моргать. Он же забыл о своем дне рождения! Ему исполнилось пятью пять ног – ну, плюс-минус пару ног – и сегодня была вечеринка в его честь! Некоторые из старейшин даже пытались прорваться за колючий забор, покинуть ненадолго вечеринку и съесть пару-другую худжи.

Я забыл про собственный праздник!

Он там точно был – это алекс знал наверняка. И все же… и все же…

Что пошло не так?

От злости алекс вонзил когти в дерево.

Что случилось на вечеринке?

Он улегся поудобнее и пожевал свои языки, чтобы очистить их от сочных кусочков. Разжевывая эти кусочки, он уловил странный привкус, странный, но очень знакомый. Все это… далекое и забытое – это произошло раньше. Он сел, отчего деревья покачнулись до самого основания. Другие разы алекс не помнил, но… да, на этот раз все пошло по-другому.

Да, он вспомнил гремповые деревья с их винными шипами, эту ограду, внутри которой и была вечеринка. Гремп был жестким и горьким, очень неприятным на вкус. Но иногда приходили худжи и чем-то опрыскивали гремп. Колючая лоза становилась мягкой и невероятно вкусной. Можно было проесть выход наружу, если, конечно, делать все быстро, до того, как лоза снова становилась жесткой и горькой.

Теперь алекс вспомнил и другие вещи – не только худжи и проедание пути наружу сквозь гремп, но и что-то, происшедшее намного раньше – когда он мог беспрепятственно есть худжи, как только начинал ощущать голод.

Почему я не вспомнил этого раньше?

На этот раз гремп был не таким мягким и вкусным, как всегда. Алекс едва прогрыз выход; но зато снаружи страивались три худжи, и он их всех съел. Добрые худжи. Жалко, что там не хватало еще одного вкуса.

Пока алекс дремал и думал, стемнело. Алекс, пользуясь когтями, спустился на землю. Теперь он все вспомнил, вспомнил, где была вечеринка. Теперь он знал, где была вечеринка.

Мне надо вернуться туда.

* * *

ЗАПИСЬ, ЗАПИСЬ, ЗАПИСЬ. Это подвижный аппарат искусственного интеллекта, FX-248. Запрос: направлен на корабль неизвестному человеку, оставившему меня здесь. Аборигены планеты называют меня «доктор Ватсон». Должен ли я использовать в донесениях это имя или прежнее – FX-248? Правда, это не слишком благозвучно. Et tu[36], капитан Хью Скотт, где бы ты ни был, слушай: вы можете направить мне более подробную инструкцию, для чего отсылаю вас к полевому распоряжению DZR 00039!

* * *

Идя по деревне, дневной вождь обратил внимание на одну кое-как поставленную хижину. Да и сработана она была наспех, халтурно. Он с недовольным видом протиснулся через толпу лишних гелей. Они захлопали своими пумпами и даже осмелились прикоснуться к нему.

– Я Хью Скотт, дневной вождь! – заорал он. – Прочь! Убирайтесь прочь!

Они отошли, но скоро снова подступили к нему. Какая наглость! Их вел инстинкт, и Скотт прекрасно это понимал, но все же их поведение было отталкивающим. Они приставали к нему прямо здесь, на улице!

Немного раньше его терпение испытывал еще и доктор Ватсон. Какая разница, какое у существа имя? Можно быть гелем, ультрой, женской особью или мужской. Различать их можно по обонятельным меткам. Земляне плохо различают запахи; они не могут ориентироваться по запаху. Этот недостаток был даже у доктора Ватсона, который как раз приблизился к Хью.

Хью остановился, ожидая, когда блестящее существо протиснется сквозь толпу докучливых гелей. Температура превысила точку плавления, и Хью уже чувствовал, что начинает съеживаться.

Доктор Ватсон остановился перед ним.

– Что принес? Показывай, – сказал Хью.

– Вот это, – ответил доктор Ватсон.

Стуча всеми своими сочленениями, доктор Ватсон извлек три белых предмета: один маленький, похожий на клык, второй длинный и толстый, с зазубринами посередине, а третий – о, третий! – маленькое колечко с присохшим к нему кусочком хрящика.

– Я нашел это рядом с загоном алексов. Это ваши, не так ли?

Хью крякнул от отчаяния. В слуховых органах раздалось неясное бормотание, и Хью понял, что вся деревня стала свидетелем его горя. Даже гели отпрянули. Ему хотелось закричать: «Нет!» Но отрицать очевидное было невозможно: доктор Ватсон показал ему кости сожителей Хью – Элизабет, Уилчера и Джимкрэка. Алексы их съели.