— Пусть так, — сказала она, — но брюки смотрелись бы намного лучше, если бы ты не решил перейти в них вброд сточную канаву. Возвращаясь к баклажанам… Мне
— Баклажаны? Дженет? — Загнанный этими словами в тупик, Сент-Ив вертел их в уме так и этак. И затем через окно гостиной он увидел огород Элис, поделенный на аккуратные, ровные грядки. На доброй дюжине кустов красовались фиолетовые, с зеленым отливом баклажаны, напоминавшие плоды экзотического, инопланетного растения.
— Ах,
— Да что с тобою сегодня? Конечно, та самая Дженет, если только ты не прячешь где-то другую. Постарайся не ворчать на этот раз по поводу баклажанов, ладно?
Внезапно Сент-Ив ощутил во рту вкус этого омерзительного овоща. Он ел его прошлым вечером с рагу из ягненка. И позапрошлым тоже — в тушеном виде, с восточными специями и приправами. Похоже, он прочно сел на баклажанную диету, стал рабом домашнего огорода.
— И душ принять тебе тоже не повредило бы. Или хотя бы просто умыться. А что с твоими волосами? Можно подумать, ты три дня простоял на сильном ветру. Чем ты
— Я… и старина Бен, — начал он. — Речной ил. Я по пояс…
Эти нечленораздельные оправдания внезапно прервались высоким, пронзительным воплем, донесшимся из внутренних покоев. Достигнув предельной высоты, крик сменился визгливым хныканьем.
Вскочив со стула, Сент-Ив с беспокойством уставился на Элис.
— Что еще…
— Все не так плохо, — ободряюще сказала его жена, едва сдерживая смех. — Видел бы ты себя сейчас! Любой бы подумал, что ты никогда в жизни не менял ему подгузники. Поверь, они ненамного грязнее отворотов твоих брюк!
Плач младенца вызвал целый шквал новых для Сент-Ива воспоминаний. Малютка Эдди, сыночек! Ученый широко улыбнулся.
— Эдди! Малютка Эдди! — громко воззвал он.
— Вот это верный подход, — одобрила Элис.
В шорохе набегающей лавины новых воспоминаний, спешащих накрыть собою предыдущие, перед Сент-Ивом в первый и последний раз ясно открылась вся картина. Его страхи перед будущим обращены в прах. Элис спасена. У них родился сын. Огород снова зеленеет. Они счастливы. Особенно
Есть только он настоящий, и Элис, и Эдди, и… грядки с баклажанами. Сент-Ив принялся было насвистывать, но тут младенец повторил на бис свой пронзительный вопль, и Элис высоко вздернула брови, призывая мужа отреагировать.
— Я многое переосмыслил, — заявил Сент-Ив, направляясь к лестнице. — Без баклажанов я жить не могу!
И произнося это, почти не кривил душой.
Послесловие
НАШЕ ВИКТОРИАНСКОЕ ВСЁ
Роман Джеймса Блэйлока «Машина лорда Келвина» — прямое продолжение «Гомункула». В первой книге цикла о приключениях британского ученого-исследователя Лэнгдона Сент-Ива, волею судеб схлестнувшегося с другим ученым, злодеем Игнасио Нарбондо, сюжет вертелся вокруг воскрешения мертвецов, древнего инопланетянина и самозваного Мессии. Во втором романе чудес прибавится: нас вновь ждет угроза из космоса (на сей раз — в виде приближающейся кометы) и удивительная машина, способная изменить электромагнитное поле Земли и переместить человека из прошлого в будущее и обратно.
Наряду с К. У. Джетером и Тимом Пауэрсом Джеймс Блэйлок справедливо считается отцом-основателем стимпанка. Но, разумеется, самого этого жанра не было бы, если бы не существовал напоенный свистом пара и лязгом механизмов отрезок истории, называемый викторианской эпохой, — по имени королевы Виктории, правившей Великобританией и ее колониями более полувека, с 1837 по 1901 год.
Идеи, которыми Блэйлок жонглирует в «Машине лорда Келвина», плоть от плоти викторианские. Именно в те годы (благодаря популяризации астрономии) подданные Британской империи осознали себя частью физической вселенной и стали задумываться о космических угрозах вроде столкновения с кометами; именно тогда, благодаря Фарадею и Максвеллу, появилось понятие электромагнитного поля. Собственно, лорд Келвин, создатель чудесной машины — в реальности, физик Уильям Томсон, — изобрел немало полезных приборов, включая зеркальный гальванометр, сыгравший ключевую роль в появлении телеграфа. Да и сама машина времени — концепция викторианская, принадлежащая Герберту Уэллсу, также упоминающемуся в повествовании.