Поскольку у испытуемых было два самостоятельных (разделённых) полушария, он решил показать им одновременно два разных предмета (изображения) и затем сделать следующий выбор — один правой рукой, другой — левой.
Итак, Газзанига показывает правому полушарию расщеплённого мозга заснеженную улицу, а левому — куриную лапу.
Испытуемый видит и то и другое, но осознаёт только то, что видит левое полушарие, — на вопрос: «Что вы видите?» — он отвечает: «Куриную лапу».
Теперь Газзанига просит его выбрать одну карточку из лежащих на столе правой рукой, а другую — левой.
Правая рука, которая контролируется левым полушарием, выбирает картинку с петухом. Что в целом вполне логично — тут лапа, тут петух.
Однако левая рука выбирает лопату (рис. 28)…
Рис. 28.
— Интересно, — говорит Газзанига. — Про петуха понял, а почему вы выбрали лопату?
Почему испытуемый выбрал левой рукой, которая контролируется правым полушарием, лопату, понятно: это его полушарие видело заснеженную улицу, и из предложенных вариантов лопата, очевидно, самый подходящий — для чистки улицы.
— Лопату? — удивляется сам испытуемый. — Э-э-э… Ну понятно почему — курятник чистить!
Итак, что мы имеем?
• Испытуемый на сознательном уровне видит только одно изображение — куриную лапу,
• однако его мозг, точнее его правое полушарие, видит ещё и заснеженную улицу,
• логично выбрать петуха для куриной лапы и лопату для заснеженной улицы. Так и поступает мозг испытуемого.
Но когда экспериментатор спрашивает испытуемого — то есть обращается к его сознанию — о мотивах выбора, то тут возникает проблема.
Сознанию испытуемого заснеженная улица была недоступна, а вот действие — выбор рисунка с лопатой — он сделал и понимает, что сделал.
Как теперь ему это самому себе объяснить?
И да, вуаля — объяснение и в самом деле придумывается.
Почему я выбрал лопату? Ну, наверное, чтобы чистить курятник, в котором живёт петух. Возможен же такой вариант? Возможен. Что ж, блестяще!
Майкл Газзанига приходит к выводу, что левое полушарие, кроме речевого центра, содержит в себе и своего рода центр речевой интерпретации, который позволяет человеку спрятать от самого себя «нелогичность» его даже логичного на самом деле поведения.
Кстати, то, что такой интерпретатор в левом полушарии существует, предположил ещё великий канадский нейрохирург Уайлдер Пенфилд, которого мы уже с вами вспоминали в связи с его «гомункулусом».
И более того, даже определил его место — как раз в пространстве между центрами Брока и Вернике (рис. 29).
Рис. 29.
То есть всё это уже дела по большому счёту давно минувших дней. Почему же мы так подробно этот вопрос рассматриваем?
Давайте мы на мгновение забудем, что испытуемые, с которыми работали Сперри и Газзанига, и в самом деле имели что-то вроде двух самостоятельных полушарий.
Представим себе, как выявленные в процессе этих исследований феномены работают на здоровом мозге — при сохранном мозолистом теле.
Очевидно, мы сможем сделать три важных вывода.
• Во-первых, полученные данные показывают, что правое и левое полушария имеют свои собственные системы обработки поступающих в них сигналов.
Оба справляются с задачами, словно бы им себя для этого достаточно, а напарник — это так, совещательный орган (не будь мозолистого тела, они и без него справятся).
• Во-вторых, сознание и понимание — это не одно и то же.
Правое полушарие тоже понимает и ситуацию, и задачу и может осуществить необходимое действие, хотя на сознательном уровне человек может быть (не будь у него мозолистого тела) даже не в курсе того, что происходит в этой части его собственной головы.Проще говоря, понимание может быть и неязыковым, а то, что мы знаем сознательно, — вовсе не всё, что мы знаем на самом деле.
• В-третьих, правое полушарие, даже не обладая центрами речи, понимает язык, но человек не осознаёт того, что знает его правое полушарие.