Машина мышления. Заставь себя думать

Впрочем, нам-то легко рассуждать, учитывая наличие нейролептиков и противоэпилептических препаратов. А тогда их не было, поэтому, возможно, в каких-то случаях хирургия и была необходима.

Так или иначе, Мониш получил Нобелевскую премию за это «открытие», и по иронии судьбы этот, как мы бы сейчас сказали, инфоповод стал идеальной рекламой данного «новаторского» и «прогрессивного» метода лечения.

Предприимчивый американский доктор Уолтер Фримен, узнав о методе, придумал, как поставить дело на коммерческий поток.

Он создал Lobotomobile — фургончик, в котором колесил по Соединённым Штатам, оперируя пациентов где надо и где не надо, пробивая им тонкую глазную кость специальным устройством, похожим на нож для колки льда, и разрушая таким образом лобные доли.

Один только Фримен провёл более трёх с половиной тысяч таких операций. А в целом в США этим варварским методом травмировали мозг десяткам тысяч человек.

В СССР, кстати, тоже с этой методикой поэкспериментировали, но, к счастью, быстро сочли метод «буржуазным» и запретили.

Вопрос в том, как вообще можно было допустить подобное безобразие.

Ну а с другой-то стороны — что тут такого? Мозг у нас не иннервируется, так что метод почти безболезненный, а полномасштабного вскрытия черепной коробки не требуется.

В результате пациент уже через пять минут после операции выглядит прекрасно, почти как новенький. Да и вряд ли родственники отдавали на такую процедуру совсем уж нормального человека.

То есть пациенты и до операции-то были не в своём уме, так сказать, а что там стало с ними после неё, и не поймёшь — то ли болезнь прогрессирует, то ли доктор с лейкотомом набедокурил…

В отечественной науке пациентов, которые по той или иной причине лишились лобных долей, традиционно называют «лобными больными».

Это состояние в своё время самым обстоятельным образом исследовал и описал основатель научной нейропсихологии — Александр Романович Лурия1.

Нет, он не занимался лоботомией, но, конечно, много повидал таких пациентов, когда в годы Великой Отечественной войны руководил эвакуационным научно-исследовательским центром в посёлке Кисегач Челябинской области, в котором проходили реабилитацию раненые, получившие тяжёлые черепно-мозговые травмы.

Пациенты с серьёзным поражением лобных долей демонстрируют весьма специфическую симптоматику:

• имевшиеся у них знания сохраняются, но вот выполнение умственных действий с их использованием крайне затруднено,

• деятельность пациентов лишается целенаправленности вплоть до неспособности что-то сделать даже при наличии чёткой инструкции,

• пациенты не могут просчитать последствия своих действий, будущее для них словно бы не существует,

• мотивы их поведения становятся спонтанными, социально неприемлемыми, а часто и просто деструктивными.

Но что если, например, пуля прошла сквозь лобные доли и удалилась из черепа восвояси?

Что если человек получил открытую черепномозговую травму, часть лобных долей были выдавлены осколками черепа из раны, но тяжёлого воспаления удалось избежать, а рана потом благополучно затянулась?

Как выяснил Александр Романович, такие поражения «обычно не вызывают грубых нарушений высших корковых функций». И там же добавляет: «Огромное большинство описанных в литературе "бессимптомных" поражений лобных долей мозга относится именно к таким случаям».

«Бессимптомных поражений лобных долей»? В самом деле?!

Кажется невозможным, но факт: поражение лобных долей не обязательно приводит к драматическим последствиям в будущем.

Но как это вяжется с тем, что мы знаем о мозге, о том, насколько мы зависимы от его состояния?

В конце концов, наши когнитивные функции выглядят настолько уязвимыми: выпил чуть-чуть — за руль не садись, не повторил про себя имя нового знакомого десять раз — и всё, вылетело, не вспомнишь, номер телефонный диктуют — и то пять раз переспросишь, чтобы в цифрах не запутаться.

А тут, по сути, кусок мозга в утиль отправляется — и хоть бы хны!

Ну, про «хны» я, конечно, преувеличиваю, но факт остаётся фактом — подобные повреждения не приводят к утрате памяти, например.

Получается, что наши лобные доли не хранят информацию, а лишь как-то её обрабатывают под задачу.

Если же этих расчётных областей становится чуть меньше — это, как выясняется, может оказаться и не так уж заметно с точки зрения состояния пациента и его поведения.