Машина мышления. Заставь себя думать

Так как наши руки получают команды от разных полушарий, то по их поведению у пациента с расщеплённым мозгом можно видеть, насколько различны «мотивы» наших полушарий.

В литературе описан, например, случай женщины, которая после операции комиссуротомии испытывала трудности с тем, чтобы одеться.

Нет, физически с этим проблем никаких не было, но когда она протягивала правую руку (левое полушарие), чтобы взять какую-то одежду перед выходом на улицу, её левая рука (правое полушарие) самопроизвольно брала другую вещь — причём, как правило, более яркую, нежели женщина выбирала сознательно.

Вцепившись в предмет одежды, левая рука отказывалась разжиматься. И женщине приходилось или соглашаться с выбором правого полушария, или звать кого-то на помощь, чтобы он физически расцепил её пальцы на вещи, которую удерживала левая рука. Убедить её у женщины самой не получалось.

«Чужие руки» были и у представителей мужского пола, переживших ту же операцию по рассечению мозолистого тела.

Так, левая рука одного из пациентов стягивала с него штаны, когда он пытался их надеть, у другого — расстёгивала рубашку с той же скоростью, с которой правая рука застёгивала на ней пуговицы.

Пациентка М.Р.^[31] — клинический случай, который был описан в работах нейропсихолога Алана Паркина, — пережила в конце 80-х годов прошлого века разрыв аневризмы передней соединительной артерии головного мозга43.

В результате кровоизлияния и последующего хирургического лечения, затронувших мозолистое тело, М.Р. также обзавелась «чужой рукой». И существует множество историй, повествующих о том, как «спорили» между собой её руки.

Так, например, М.Р. не давались сборы вещей — левая рука выбрасывала из чемодана всё, что складывала в него правая. Или, например, объятия с мужем часто превращались для М.Р. в своего рода перетягивание каната — одна её рука М.Р. так описывала происходящее: «Кажется, будто бы у меня в голове сидят два шаловливых ребёнка, которые никак не могут друг с другом поладить».

Впрочем, они могли и поладить, но и в этом случае положение М.Р. оказывалось немногим лучше.

Например, если женщина решала приготовить омлет, её левая рука вмешивалась в дело совершенно непредсказуемым образом — она могла бросить на сковородку яйца, предварительно их не разбив, или неочищенную луковицу и солонку вместо соли.

И это только один из множества подобных примеров.

Наконец, можно упомянуть пациента P.S., чью историю описывает Майкл Газзанига44.

У P.S. был разделённый мозг, но особенность его правого полушария состояла в том, что оно, в отличие от правых полушарий большинства людей, обладало пусть и небольшой, но способностью к речи — оно не умело говорить, но могло писать.

Для того чтобы общаться с правым полушарием P.S., Майкл Газзанига придумал хитрую схему — он предлагал его левому полю зрения задания на карточках, a P.S. отвечал ему, собирая левой рукой ответ из букв американского «Эрудита» («Скрэббла»).

В результате множества исследований Газзанига смог выяснить, что ответы правого и левого полушария P.S. неизменно различались там, где дело казалось проявления чувств симпатии или антипатии: правое полушарие было в основном куда более пессимистичнее в своих оценках.

И вот самая, на мой взгляд, примечательная история.

Газзанига спросил P.S.: «Чем вы хотите заниматься, когда окончите колледж?»

Левое полушарие P.S. ответило: «Я хочу стать чертёжником», а правое предательски честно написало буквами «Скрэббла» — «автогонщиком».

В общем, правое полушарие может быть и вполне оптимистичным (а с учётом обстоятельств дела — какой из инвалида с рассечённым мозгом автогонщик? — даже чересчур), потому что в нём есть желаемое.

Но если оно — это желаемое — невозможно, то пессимистичным, конечно, окажется левое.

Таким образом, правое и левое полушария и в самом деле представляли собой два разных способа осмысления реальности: правое — через «хочу», левое — через рациональные установки и соответствующие им «надо».

Думаю, что вы регулярно слышите в голове эту дискуссию, где сначала звучит левополушарное «надо», а затем — озвученное опять-таки левым полушарием, но пришедшее из правого «не хочу».

По сути, это те самые «два шаловливых ребёнка», о которых рассказывала М.Р. своему нейропсихологу.

И очевидно, что их дискуссия может продолжаться бесконечно долго, ведь оппоненты тут вовсе не договариваются друг с другом, они лишь продолжают и продолжают гнуть свою линию — потому что, подобно тем «художникам», они «так видят».