Машина мышления. Заставь себя думать

• И дело не только в том, что в подкорковых центрах укоренены наши базовые потребности, лишённые даже налёта рациональности (в безопасности — страх и любопытство, в социальном взаимодействии — желания подчинения и зависимости, в сексуальном удовлетворении — стремление обладать и отдаваться).

• Дело ещё и в том, что эти потребности, будучи преобразованы различными культурными установками и практиками, многократно дублированы в «нижнем мозге» с соответствующими модификациями и образуют друг с другом специфические, зачастую противоречивые симптомокомплексы.

Эти своеобразные «дубли» базовых биологических потребностей, которые по мере взросления ребёнка укореняются в подкорковых структурах («нижнем мозге», в «бессознательном»), можно назвать своеобразными «химерами» — порождением базовых потребностей и опытов, пережитых ребёнком в социально-культурной среде.

Так, например, потребность в безопасности, преобразованная идеей смерти и связанными с ней ритуалами, способом социального реагирования и т. д. и т. п., формирует у человека «симптомокомплекс», требующий от него веры в «загробную жизнь» («я не могу полностью исчезнуть», «что-то там должно быть») и «сверхъестественное» (эзотерика, астрология и др.).

Можно ли сказать, что человек испытывает потребность в загробной жизни? Это звучит несколько странно. Но то, что его «нижний» мозг может порождать такого рода «химеры», — это вполне логично и оправдано.

Социальный инстинкт, эволюционно побуждающий нас конкурировать друг с другом, преобразованный культурными обстоятельствами, превращает эту конкуренцию из физической (кто сильнее, тот и вожак, лидер) в символическую — кто победил в споре, чьё мнение признало большинство, кто оказался по итогу прав и т. д.

Соответственно, мы можем говорить о таких «химерах», как «символическая власть», «истина», «Бог», «коммунизм» и т. д., которые побуждают в человеке соответствующие чувства («торжества справедливости», «религиозного чувства» и т. д.) и потенцируют социальную активность, утверждающую эти «ценности».

Половая потребность, основанная на характере сексуального влечения — желании обладать, завладеть, желание принадлежать, ввериться, отдаться, — в рамках культуры обретает эстетическое измерение, которое зачастую входит в прямое противоречие с изначальным биологическим влечением.

Мужчина, переживший в детском или подростковом возрасте физическое насилие, сопряжённое с сексуальным возбуждением, может испытывать сексуальное удовольствие от боли и связанных с нею фетишей, что наглядно продемонстрировано в культовых произведениях маркиза де Сада и Захера-Мазоха.

Характерные запахи, оволосение, вид половых органов и т. д. и т. п. могут вызывать у человека, натренированного на определённых эстетических стандартах, буквально физиологическое отвращение. Это кажется абсурдным, но ничего удивительного в этом нет — перед нами эстетическая «химера».

В данном случае инстинкт самосохранения, а реакция отвращения находится именно в его поле влияния, вызывает реакции на признаки, которые биологически связаны с половым влечением, и расценивает их за счёт той самой эстетической «химеры» как угрожающие жизни.

Да, «всё смешалось в доме» нашего бессознательного. И чем больше таких бессознательных «химер», тем больше между ними напряжения и противоречий, тем большая в конечном счёте нагрузка ложится на наш «интерпретатор», отвечающий за согласование наших представлений о происходящем.

Никто ведь не отменял связи между «подкорковыми» и «корковыми образованиями», «нижним» и «верхним» мозгом. И если «нижний» мозг заселяется влечениями, модифицированными культурно-лингвистической матрицей, они также оказываются обеспечены «сверху» соответствующими дискурсивными образованиями.

Таким образом, мы получаем «ось желания», которая снизу образована нашими базовыми потребностями и «химерами», а сверху — объёмной, противоречивой структурой дискурсов.