Но в ней же он предположил, что и наша культура работает по тому же самому принципу. Только если единицей биологической эволюции является ген, то единица культурной эволюции — «мем»[11]
.Вот вам пример. В английском языке нет двух слов для обозначения отдельно синего и отдельно голубого цвета. Оба эти цвета в английском называются
Ну и что, спросите вы? А то, что люди, говорящие на английском языке, как выяснилось, хуже различают оттенки сине-голубого, чем представители тех культур, где оба слова присутствуют.
То есть наличие или отсутствие соответствующего мема (например,
Конечно, «мемы» как единицы смысла или значения имеют не только языковую природу. Например, жесты, которыми мы обмениваемся, являются мемами, или стилизованное изображение сердца в смайликах.
Мемами могут быть и предметы — например, новогодняя ёлка или красно-сине-белое полотнище (вы же сразу догадались, что речь о флаге?).
То, что вы носите одежду какого-то бренда, — это тоже мем, который призван что-то значить, что-то сообщать о вас окружающим. Да мы часто и сами себя идентифицируем через мемы — «интеллигенция», «силовик», «рабочий», «хипстер», «тиктокер».
Наконец, то, что мы видим окружность вогнутой или выпуклой в зависимости от того, заштрихована у неё верхняя или нижняя часть, — это тоже своего рода мем (рис. 19).
Рис. 19.
Вроде бы и нет какого-то здравого объяснения тому, почему круг, заштрихованный снизу, кажется нам выпуклым, а заштрихованный сверху — вогнутым. Но это так, можете перевернуть изображение и убедиться в этом.
Объяснение данного феномена и в самом деле не лежит на поверхности. У этого мема, как это ни удивительно, генетическая природа.
Свет в естественной среде падает на предметы сверху, а поэтому тень является отражением их объёма. Соответственно, если тень появляется снизу, то предмет должен быть выгнутым, а если сверху, то вогнутым.
На представленном изображении круги плоские и двухмерные, но когда результаты интерпретаций изображения оказываются на уровне «демонов решений», побеждает самый «прославленный».
Вот что такое эффект «славы в мозге»: любая интерпретация, любые смыслы и значения имеют в нашем мозге какие-то ассоциативные связи (то есть соответствующие нервные центры связаны с другими нервными центрами), и чем больше таких ассоциаций, тем больше нейронов и нейронных связей оказывается вовлечено в распознавание стимула, тем больше его «слава в мозге».
То есть, когда создается множество «набросков», во множестве «демонических каналов» на верхнем этаже происходит, по сути, математическое взвешивание — определяется более «тяжёлый» набросок, и именно он — «прославленный» — побеждает в мозге.
Наконец, в-третьих, Деннет вводит понятие «пробы».
Понятно, что какая-то мысленная каша в нашей голове постоянно варится (я называю её в «Чертогах разума» «умственной жвачкой»), и по большому счёту это как раз конкуренция между теми самыми «набросками».
Но в любой момент это вращающееся колесо можно ведь и остановить. Как крупье может застопорить колесо рулетки за игральным столом, так и меня могут спросить: «О чём ты сейчас думаешь?»
В этот миг я почувствую, что кто-то застопорил колесо моей мысленной «рулетки».
Я словно бы в замедленной съёмке наблюдаю за нервно скачущим по застопорившемуся пространству шариком — бац-бац-бац, и он наконец останавливается в какой-то лузе.
Анализируя эти бац-бац-бац и номер лузы, заглядывая внутрь в себя, я отвечаю: «Я сейчас думаю о том-то и о том-то…»
Вот это и есть «проба» по Деннету: мы прерываем всю эту чехарду «потока сознания», как называл его Уильям Джеймс, и выхватываем из него нечто — какой-то промежуточный вариант мысли, какие-то образы, что-то, что просчитывалось сейчас в моей дефолт-системе мозга.
Примерно так мы формируем большинство своих суждений: обстоятельства в какой-то момент вынуждают нас остановиться на чём-то, на каком-то варианте — на какой-то комбинации набросков, «слава» которых в мозге сейчас, возможно, по случайному стечению обстоятельств, больше, чем у конкурентов.