Машина мышления. Заставь себя думать

Однако оперировать такими образами невозможно. Останься мы с ними один на один, мы бы ощутили их как невнятные сновидения, бессмысленные галлюцинации, как психический онейроид^[15].

Ситуацию спасает то обстоятельство, что кора имеет речевую функцию, позволяющую ей схватить эти образы и обозначить с помощью тех или иных слов.

Однако у этих слов при изолированной лимбической системе (а это соответствует условиям нашего мысленного эксперимента) не будет чувственной, так сказать, подоплёки.

Так что правильнее в данном случае было бы говорить не о «смыслах» или «образах» в коре, а о «понятиях», которые формально определяются в языке, как в хорошем толковом словаре, друг через друга.

Например, «дождь — это вода, падающая с неба», а «вода — это прозрачная безвредная жидкость», при этом «небо — это то, что сверху, когда вы находитесь на свежем воздухе», а «свежий воздух — это воздух с распределением азота, кислорода и углекислого газа в пропорции 78:20:1», а «падать — это…», а «находиться — это…». И так далее, и тому подобное.

Теперь представим себе эту последовательность понятий — «дождь», «прогулка», «зонт», «резиновые сапоги», «знакомый» и т. д.

Всё, согласитесь, выглядит логичным.

Есть, правда, одна проблема: если понятие является чисто формальным и у него нет той самой «эмоциональной оценки» — как им пользоваться?

На что ориентироваться, когда возникают смысловые развилки?

Понятно, что в лобных долях содержится набор разнообразных правил, скажем так, словоупотребления.

Например, «дождь — не время для прогулки», «если промокнуть, то можно заболеть», «знакомый не должен хотеть допустить моей смерти», «если человек готов допустить мою смерть, то он плохо ко мне относится».

Ну и отсюда, например, такой вопрос: «Что значит, если человек, который плохо ко мне относится, предлагает мне резиновые сапоги? Чем может быть плоха резина? Резина — производная от нефти. Нефть токсична. Он хочет меня отравить».

Неожиданно, правда?..

Отсутствие эмоционального воспринятия ситуации, где «эмоции» отражают возможность или невозможность удовлетворения той или иной актуальной потребности, превращает нашу кору в своего рода параноика.

К счастью, достаточно бесчувственного (или, как сказали бы психиатры, «эмоционально сглаженного»), иначе бог знает, что бы он натворил.

Этот «параноик» не понимает контекста, потому что у него нет эмоциональной оценки происходящего, за которую отвечает лимбическая система.

Так что он просто связывает понятия в «логические последовательности», которые, как бы мы сказали, абсолютно бессмысленны.

Напомню, что мы всё ещё имеем дело с мысленным экспериментом, чтобы представить себе то, что какими были бы «верхнее» и «нижнее» зеркала мозга, окажись они сами по себе.

И да, судя по всему, они были бы в некотором роде бессмысленны.

То же, что создаёт здесь смысл, — это игра отражений, которая возникает в отношениях между зеркалами.

Так что нечто по-настоящему ценное и прекрасное лежит в данном случае ровно посередине — то белое вещество, которое мы не так давно небрежно выкинули в хирургический почкообразный лоток.

В отношении мозга часто используют так называемую компьютерную метафору: мол, мозг — это биологический компьютер. В этой метафоре нейроны — его железо, а информация и знания — программное обеспечение.

С другой стороны, подавляющее большинство людей уверены, что компьютер не способен к интеллектуальной деятельности, на которую вроде как способен человек.

И хотя компьютерная метафора мне самому не очень нравится, я не могу с этим мнением подавляющего большинства согласиться.

Тезис о неспособности искусственного интеллекта к творчеству, что он-де не креативный, прямо скажем, уже полностью утратил прежнюю убедительность.

Современный машинный интеллект уже и музыку пишет, и романы сочиняет, и картины рисует, которые, кстати, за бешеные деньги продаются на «человеческих» же аукционах.

В 2018 году в Нью-Йорке на аукционе Christie’s картину «Портрет Эдмонда де Белами», созданную алгоритмом Generative Adversarial Networks, который придумала парижская команда Obvious, продали за 432,5 тысячи долларов (при начальном эстимейте всего в 10 тысяч).

Кстати сказать, уникальность этого алгоритма состоит в том, что он не только рисует, но и безошибочно определяет картины, созданные людьми, не путая их с произведениями искусственно интеллектуальных художников.