Машина памяти

— Нас вызвали. Мы забирали тело девушки в возрасте примерно двадцати лет, особые приметы: татуировка — зеленая свастика на правом плече. Никаких документов, никакой одежды, лицо…

— Что с ним?

— Оно изуродовано, Кит. Она несколько дней пробыла в воде, понимаешь?

— Ее утопили?

— Эксперты говорят, что на убийство это не похоже.

— А на что похоже?

— Будто бы она сама… ее сложно будет узнать.

Он так и сказал: «узнать», вместо «опознать». И ты уговариваешь себя, что это не она, мало ли двадцатилетних девушек с татуировками-свастиками…

— Ты приедешь?

— Приеду, — я как будто эхо мира.

— Позвонить твоим родителям?

— Не надо звонить моим родителям.

В морге холодно. Поднимают простыню…

— Да, это она, — это не мой, чужой голос.

— Нам придется задать вам несколько вопросов? Кем она вам приходилась?

Я отвечаю на вопросы. Говорю, где она жила.

Следователь едет по указанному адресу. Но я не хочу быть в той квартире. И меня просят не уезжать из города.

А куда мне ехать?!

Я сижу на полу в комнате. Пол усыпан конфетными фантиками. Две пустые бутылки стоят у кровати. Открываю третью. От алкоголя становится легче, но ненадолго. Протягиваю руку, шелестит полиэтиленовый пакет, вытаскиваю очередную карамельку. Три килограмма «раковых шеек», я думал, что их уже перестали делать. Может, и перестали. Может, это последние три килограмма.

Специально для меня.

Я пью без остановки. Я обменял ботинки на самогонку.

«Раковые шейки» почти закончились. Меня тошнит. Сгибаюсь пополам, меня выворачивает в белый пластмассовый тазик. Подняв голову, понимаю, что дверь исчезла. Вместо выхода — свежая кирпичная кладка. И тут появляется Он…

Тот паук, которого я убил. Вася. Плохие приметы в отличие от хороших — всегда сбываются. Он огромный, больше карты России, что висит на стене; черный, словно злой рыцарь, закованный в латы. Четыре пары лапок.

Особенность насекомых, вроде муравьев или пауков, в том, что у них скелет и мышцы поменялись местами: хитиновый покров снаружи, а мышцы — под ним. Это придает насекомым удивительную силу, ловкость и способность к выживанию в разных средах.

Он останавливается напротив меня, буравит глазками.

Ждет последнего слова? Великий Прядильщик. Я говорю:

— Пауки, отряд членистоногих класса паукообразные. Обычная длина от 0,7 мм — до 11 см. Около 27 тысяч видов. Распространены широко. Многие виды строят ловчие сети, гнезда, норки. Хищники, питаются насекомыми и другими беспозвоночными; некоторым свойственен каннибализм. Тропические пауки бывают ядовитыми.

— Абсурд, — отвечает Вася.

Я киваю.

Он принимается за работу. Паутина плетется от центра по спирали.

— В Индии паутина — символ иллюзии, майи, связанный с фатальностью человеческого суши… сущи… иствования.

— Поговори у меня, — отвечает паук.

— Племена тропической Африки, — я чувствую, что мой язык заплетается, — эти пле-ме-на, они обожествляли паука, как творца Вселенной!

Вася замахивается лапкой.

— Из какой ты, говоришь, страны?

Он молчит и продолжает работать. Серебристые нити напоминают отточенные струны. Он перебирает лапками, которые словно пилки для лобзика.

— В христианстве ты — дьявол, завлекающий грешников в свою паутину!

— Твоя кровь — моя.

— Кто ты?

Голова паука Васи отваливается и на ее месте появляется голова брюнетки из «Ковчега»:

— Я — Великая Мать! — она наклоняется ко мне, разводя в улыбке ярко накрашенные губы, выдвигая клыки. — И я очень голодна!

Я чувствую ее зловонное дыхание. Закрываю глаза… что это за шум?

Шум воды. Я смотрю вверх. В потолке открывается люк, нас начинает заливать. Вода хлещет, разрушая паутину. Мои ноги срастаются, образуя рыбий хвост.

— Ничего не выйдет, дорогуша! — говорю я, шлепая к окну. — Мне пора!

— Куда? — Великая Мать растеряна.

— Туда.

За окном зеленая вода. Подводный мир прекрасен. Водоросли, кораллы, рыбки, забытые сундуки с сокровищами.

— Стой!!!

Но я уже ныряю в океан.

Вот, в принципе, и все.

27

Я не умер, не переживайте.

Выпал из окна третьего этажа весьма удачно — не расшибся. При условии, что нырнул вниз головой, как ныряют с вышки в бассейн. Отделался синяками и царапинами: дерево береза притормозило падение.

Хуже то, что падение фиксировали родители, которые пришли меня проведать — Игорян все-таки связался с ними. «Стой!!!» — это кричала мама. Я сиганул из окошка прямо у нее на глазах. Потом я услышал истошный визг и отключился.

Сказать, что родители встревожились, не сказать ничего. Даже флегматичный отец бегал и суетился вокруг меня. Когда после медицинского обследования им сообщили, что серьезных физических (упор был на слове физических) увечий у меня нет — последовало Выяснение. Я отмалчивался. Тут, кстати, прислали уведомление о моей дикой неуспеваемости в институте: не сдал ни одного зачета.

Паренты посовещались и (для моего же блага) поместили меня в психушку.

Но вам об этом уже известно.

По иронии судьбы, угодил на лечении к тому самому Геннадию Федоровичу, в чьей консультации я нуждался, по мнению доцента Заблудова.

Может, это правда, что чудес не бывает?