Машина пробуждения

Сесстри пнула камушек, и тот полетел в сторону огромной красной ленты, но легче от этого не стало, а потому женщина запрокинула голову и обратила к нависшей над ними планете бессловесный крик. Сесстри выла. И когда наблюдавший за ней Эшер даже не улыбнулся, Купер всерьез обеспокоился состоянием серого человека.

– Замечательно! Просто великолепно! – Сесстри устремилась в том направлении, которое указывала им протянувшаяся вдоль всего здания лента. – Она дергает за поводок – и мы послушно трусим следом.

Купер последовал за ней, не произнося ни слова.

Они прошли несколько заваленных обломками перекрестков, оставляя за спиной пылающие башни и сияющую сферу, поднимавшуюся в небо, и благодаря установившемуся молчанию Купер в некотором роде смог прийти в себя. Все случившееся с того момента, как он проснулся в Ля Джокондетт, казалось теперь просто скверным сном. Леди, умопомрачительное путешествие с Марвином, горечь предательства, эср, лич, труп Марвина, скатывающийся в бездну, – чем еще все это могло быть, как не обрывочными воспоминаниями о дурацком сне? И только одно указывало, что все это произошло взаправду: он был гол, а его спина представляла собой кровавое месиво.

И болела она просто адски. Удивительно, что он до сих пор не кричал и не отрубился. Шок, сепсис – ему очень скоро понадобится уйма обезболивающих и антибиотиков, иначе он рискует распрощаться со своей головой и пупком раз и навсегда.

Когда они подошли к следующему перекрестку, предлагавшему хоть какой-то выбор направления, стало очевидным, что их невидимый навигатор еще не успел закончить с нанесением указателя верного пути, – только на верхних этажах приземистого квадратного здания виднелись следы красной краски. А затем крошечная фигурка на страховочном канате спрыгнула с крыши дома и промчалась по дуге вдоль кирпичной стены. Никсон.

Неребенок смеялся, отталкиваясь ногами и расплескивая налитую в ведро краску. Канат был надежно закреплен на крыше, позволяя Никсону раскачиваться маятником и рисовать таким образом вторую ленту. Он что-то воскликнул, увидев появившихся на перекрестке гостей, и стал торопливо спускаться, а затем спрыгнул и, широко расставив руки при приземлении, изогнулся в изящном поклоне.

– Ольга Корбут^[32] научила меня всегда приземляться на ноги, – заявил неребенок, – но никогда прежде я не находил применения этому умению. Не могу не заметить, что вы, ребята, появились довольно рано, да еще и живыми.

Эшер, Купер и Сесстри, слишком уставшие, чтобы говорить, молча уставились на немальчика. Зато Никсон не умолкал, обходя вокруг них и оценивающе разглядывая:

– Хорошо хоть тут повсюду разбросана необходимая экипировка, чтобы лазать по стенам. Это сильно облегчило мне работу.

– Тебя послала Алуэтт? – спросила Сесстри, собравшись с силами и испытывая облегчение от того, что хоть кто-то сможет ответить на ее вопросы.

– Просила меня устранить допущенную раньше путаницу.

– Миленько, – в унисон пробормотали Эшер и Сесстри, но тут Никсон наконец увидел спину Купера.

– Эй, ты, Синемаскоп, – нахмурился немальчик, глядя на Эшера и упирая кулачки в бока. – Опять взялся обижать тех, кто младше?

Тот не ответил.

Тогда Никсон продолжил:

– Так уж вышло, что я был несколько… кхм… небрежен в своей работе. Видите ли, пташка, нанявшая меня, заплатила, чтобы я передал это тебе, Купер. Но, похоже, поручение совсем вылетело у меня из головы со всеми этими драками, жутью и прочей неведомой хренью. – Немальчик протянул Куперу кусок красной ленты. Когда тот даже не пошевелился, Никсон поскреб шею под волосами и скорчил смущенную гримасу. – Он… это… в порядке? Предполагалось, что он возьмет ленту. Я не смогу уйти, пока эта чертова…

Эшер выхватил у него ленту и всунул ее в руку Купера. Никсон кивнул, соглашаясь с тем, что теперь его работа выполнена, а затем испуганно вскрикнул, когда его, Сесстри и Купера вдруг втянуло в возникший в воздухе вихрь искривленного пространства. Когда они исчезли в облаке кружащих красных лент, Эшер остался в одиночестве посреди безлюдных развалин.

И, учитывая настроение, в котором пребывал сейчас серый человек, его это более чем устраивало.

Казалось, все вокруг каким-то образом изменилось, когда над горизонтом поднялась планета. Они все почувствовали это, даже Нини поежилась в своей вечной полудреме на кушетке, пытаясь найти хотя бы пятнышко недрожащего света. Лизхен всплеснула руками, подгоняя слуг, казавшихся еще более встревоженными, чем она сама; они принесли и тут же унесли пирог, а потом вернули его вновь, уже разрезанным на ломтики, но только затем, чтобы вновь забрать и нормально охладить; заварка в принесенных чайничках была сочтена слишком старой, а жареная рыба была отклонена как яство, не подобающее случаю.

– Я знаю, что время обеденное, – взъярилась Лизхен на служанку с голубиными лапами, – но это чаепитие. Неужели вы обедаете во время чаепития? Разумеется, нет, не так ли? Потому что это было бы просто смешно. Пошла вон!