Машина пространства. Опрокинутый мир

Тогда она обратила свое внимание на устную речь, но трудностей и тут не убавилось. Главная из них состояла в множественности интонаций. Даже если отвлечься от того, что голосовые связки марсиан были настроены на тон, гораздо более высокий, чем привычно для земного слуха (оставшись наедине, мы с Амелией неоднократно пытались воспроизвести этот тон, но достигали лишь комического эффекта), – живая речь изобиловала множеством интонационных тонкостей и оттенков. Иногда марсианский выговор звучал, по земным представлениям, очень жестко, а то и просто неприятно, иногда становился несравнимо музыкальнее и мягче. Одни марсиане говорили с каким-то сложным присвистыванием, другие затягивали гласные и подчеркивали взрывные согласные.

Еще в большей степени задача осложнялась тем, что марсиане, все без исключения, сопровождали свою речь замысловатыми движениями рук и головы, и в довершение наших бед обращались к различным собеседникам в разном интонационном ключе. Что же касается рабов, то они, как нам казалось, говорили на особом, отличном от горожан диалекте.

Пять-шесть дней безуспешных стараний привели Амелию к печальному выводу, что сложность языка (или языков) превосходит ее способности. Тем не менее до самой последней минуты, проведенной нами вместе в Городе Запустения, она не оставляла попыток классифицировать отдельные звуки, и я искренне восхищался ее упорством.

Впрочем, был в обиходе марсиан один звук, в значении которого сомневаться не приходилось. Звук этот – общий для всех языков, для всех рас Земли; тот же смысл он, как выяснилось, имел и на Марсе. Вскоре нам предстояло услышать его не один, а много раз – жуткий, неудержимый вопль ужаса.

9

Мы прожили в Городе Запустения недели две, когда разразилась эпидемия. Сперва мы оставались в неведении, что случилось, хотя и замечали некоторые признаки надвигающейся беды, не понимая ее причины. Например, как-то вечером нам показалось, что в столовой меньше марсиан, чем обычно, но мы уже настолько притерпелись к странностям чужого мира, что ни один из нас не усмотрел в этом ничего плохого.

На следующий день мы стали свидетелями выстрела снежной пушки (так мы ее окрестили), и она приковала к себе все наше внимание без остатка. Однако к концу того периода, когда на город с утра до вечера падал снег, уже никто не смог бы усомниться, что жизнь серьезно разладилась. Мы видели на улицах нескольких мертвых или впавших в беспамятство марсиан, а визит в одну из соседних спален подтвердил, что многие ее обитатели больны. Даже неутомимая деятельность экипажей претерпела явные изменения: во-первых, их стало меньше, а во-вторых, один или два из них использовались теперь как кареты «Скорой помощи».

Надо ли говорить, что, как только мы с Амелией полностью осознали характер происходящего, мы постарались держаться подальше от обитаемых кварталов города. К счастью, никто из нас не обнаружил никаких симптомов болезни; насморк, возникший как следствие простуды, продолжался у меня чуть дольше, чем дома, но и только.

В Амелии пробудился дремлющий в каждой женщине инстинкт сострадания, совесть склоняла ее немедля отправиться на помощь страждущим, но поступить так было бы в высшей степени неразумно. Мы постарались всячески обособить себя от нового несчастья и жили надеждой, что болезнь скоро пройдет.

Видимо, зараза оказалась все же не слишком стойкой. Правда, переболел чуть ли не каждый второй, а однажды мы прикинули число тел, погруженных в многоногий экипаж, и поняли, что погибших тоже немало. Но дней через пять жизнь постепенно возвратилась в обычную колею. Если и произошла какая-то перемена, то лишь единственная; всеобщая скорбь стала еще более глубокой, и мы впервые почувствовали, что у марсиан есть на то весомые основания: в городе, и раньше малонаселенном, стало, увы, еще меньше народу, однако экипажи вернулись к нормальному патрулированию и перевозке грузов, и мертвые на улицах больше не попадались.

И вот тогда-то, когда мы совсем уверили себя, что все вошло в норму, настала ночь зеленых взрывов.

Глава Х. Нашествие

1

Я проснулся с первым же взрывом, но, еще не стряхнув с себя сон, решил, что это опять стреляет снежная пушка. За те несколько ночей, что она действовала, мы уже успели привыкнуть к толчкам и отдаленному грохоту. Но звук, который разбудил меня, казался иным.

– Эдуард!

– Я не сплю, – откликнулся я. – Что, снова пушка?

– Нет, это что-то другое. И, кроме того, была вспышка. Осветило всю комнату.

Я промолчал, так как усвоил, что всякие догадки о событиях, свидетелями которых мы здесь становимся, обречены на провал. Прошло минут пять, город оставался недвижим.

– Мало ли что бывает, – сказал я. – Давайте спать.

– Слушайте!..

Где-то вдалеке по спящему городу, зловеще завывая, пронесся патрульный экипаж. Мгновением позже мы услышали второй экипаж – этот промчался ближе, всего в нескольких кварталах от нашего укрытия.