Машина пространства. Опрокинутый мир

Оглядываясь назад, я вспоминаю наш полет со смешанными чувствами. Конечно, никто не рискнул бы назвать его приятным ни в каком отношении, но и у него обнаруживались свои притягательные стороны.

Начать с того, что мы с Амелией остались вдвоем в обстановке, обеспечивающей уединение, близкое общение и относительную безопасность, пусть даже эта обстановка и была самой что ни на есть необычной. Считаю неуместным описывать здесь то, что происходило между нами, – даже в эти нескромные новые времена не могу и не хочу нарушить обязательства, которые мы приняли на себя, – скажу лишь, что постепенно мы узнали друг друга так полно, как раньше не могли себе и представить.

Продолжительность путешествия оказала благотворное влияние и на наши взгляды. Без всякого преувеличения, пребывание на Марсе наложило на нас свою печать; даже я, вовлеченный в дела марсиан несравненно меньше Амелии, ощущал уколы совести, пока снаряд уносил нас все дальше от раздираемого мятежом города. Но по мере того, как дни шли за днями и Земля становилась все ближе, уколы эти слабели. И хотя нас по-прежнему окружали марсианские изделия, хотя мы питались марсианской пищей и дышали марсианским воздухом, к нам вернулось чувство единой цели. Вторжение, задуманное чудовищами, представляло собой слишком реальную угрозу; если мы не сумеем ее отвратить, то потеряем право называться людьми.

Однако мой рассказ о нашем фантастическом путешествии сквозь космическую пустоту опять обгоняет естественный ход событий. Я уже упоминал, что отдельные эпизоды полета были захватывающе интересны, а другие нагоняли страх. Одно из первых неизгладимых впечатлений поджидало нас сразу после того, как мы высвободились из противоперегрузочных камер и снаряд оказался всецело в нашем распоряжении.

2

Когда мне удалось вывести Амелию из обморочного состояния и удостовериться, что трудные минуты запуска не причинили ни ей, ни мне серьезного вреда, я первым делом бросился к пульту управления, чтобы увидеть, куда мы летим. Мощь выстрела была такова, что я всерьез опасался, не врежемся ли мы в земную твердь буквально в следующую минуту!

Вспомнив, чему меня учили мои провожатые, и повернув выключатель, ведающий освещением главной панели, я, к своему разочарованию, не увидел на ней ничего, кроме нескольких бледных пятнышек света. Позже я сообразил, что это звезды. А тогда я возился с ручками и кнопками в течение двух-трех минут, но добился лишь того, что слегка увеличил яркость изображения, и переключил свое внимание на один из меньших экранов – тот, который воспроизводил вид за кормой.

Здесь изображение было яснее; по экрану плыли картины мира, который мы только что покинули. И оказалось, что Марс еще совсем недалеко: он заполнял весь экран калейдоскопом света и тени, желтых, красных и бурых точек и полос. Когда мои глаза приспособились к масштабам зрелища, я вдруг обнаружил, что узнаю отдельные черты марсианского пейзажа, и прежде всего самую выдающуюся из них – исполинский вулкан, торчащий на теле пустыни, словно злокачественный нарыв. А над вершиной вулкана клубилось огромное белое облако; сперва я принял его за извержение и только потом догадался, что это всего-навсего водяные пары, вышвырнувшие нас из пушечного жерла в космос.

Покинутый нами город увидеть не удалось – он лежал, наверное, как раз под белым облаком, – да и вообще, если говорить откровенно, узнал я с полной определенностью не так уж много. Отчетливо различались каналы или, по крайней мере, полосы красной растительности, прижившейся вдоль каналов.

Я не отрываясь разглядывал эту картину, постепенно отдавая себе отчет, что, невзирая на сказочную мощь снежной пушки, мы улетели совсем недалеко и набрали не такую уж большую скорость. А если еще точнее, то единственно заметным для нас движением было движение самого изображения, медленно вращающегося на экране.

От созерцания панелей меня оторвала Амелия, которая крикнула:

– Эдуард, не хочешь ли перекусить?

Я отвернулся от пульта со словами:

– Да, охотно, я проголо…

Фраза так и осталась неоконченной: Амелии нигде не было видно.

– Я здесь, внизу, Эдуард.

Я посмотрел вниз, на изогнутый пол кабины, но, разумеется, никакой Амелии там не обнаружил. Потом я услышал ее смех и поднял глаза на звук. Амелия стояла… вниз головой на потолке!

– Что ты там делаешь? – воскликнул я, совершенно обескураженный. – Ты свалишься и расшибешься!

– Глупости! Я в полной безопасности. Слезай ко мне, сам убедишься.

В доказательство своей правоты она легонько подпрыгнула… и опустилась, не потеряв равновесия, обратно на потолок.

– Как я могу слезть к тебе, если ты находишься надо мной? – тупо спросил я.

– Не я над тобой, а ты надо мной, – возразила она. И, окончательно сбив меня с толку, зашагала по потолку, затем вниз по изгибу стены – и вскоре очутилась подле меня. – Пошли вместе, я покажу тебе, как это делается.