Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести

— Ой, ну что вы, конечно, нет! — обрадовалась я такой просьбе и осмелела вдруг — Вы должны приходить к нам чаще. У вас такой богатый опыт. Научите нас… то есть меня… Согласны?

— Согласен, товарищ лейтенант, — неожиданно поднявшись, вытянулся, как перед генералом, Зайко.

Подполковник Корнилов предупредил меня перед тем, как собирался познакомить со старшим следователем:

— Зайко — инициативный, вдумчивый следователь. Он поможет тебе разоблачить мошенницу. Ты только не гордись — прислушивайся к каждому его слову… У меня так, — забарабанил он пальцами по столу, — работать — так работать, отдыхать — так отдыхать. Запомни это крепко, Наташа!

Начальник отдела произнес все это таким тоном, будто я девчонка: ничего не пойму, если вовремя не получу наставление.

Собственно, беседуя с Ларисой, я, действительно, вела себя, как девчонка. Меня злило то, что Рыжова оказалась довольно красивой и к тому же материально обеспеченной женщиной, способной, не задумываясь, отдать незнакомому человеку четыре тысячи рублей. Теперь мне нужно постоянно следить за собой, ибо я находилась на передовой линии, вместе с теми, кто боролся с преступностью и хулиганством. Я должна окончательно избавиться от эгоизма, который еще нет-нет да как-нибудь проявит себя…

— Допрашивая потерпевшую, помните, что она обратилась к вам за помощью, — поручая мне дело, подчеркнул Игорь Владимирович. — Мы должны сделать все, чтобы она осталась довольна нами. Я уверен, что вы не уроните чести отдела.

Подполковник обращался ко мне то на «вы», то на «ты».

Я ответила, что постараюсь найти путь к сердцу потерпевшей, и не успокоюсь до тех пор, пока не будет закончено дело.

Кажется, я хотела понравиться ему? Или я еще плохо знала себя?

Все равно, что бы ни было, я завтра же снова побеседую с Рыжовой. Я найду ее, хотя бы мне пришлось пойти за ней на край света. Это мое первое дело, и я должна сделать все, что в моих силах. Иначе из меня, действительно, никогда не выйдет настоящий следователь…

5 С Е Н Т Я Б Р Я

Я разыскала дом, в котором жила Рыжова, и поговорила с нею. Она ни в чем не упрекнула меня, но и не проявила особой радости. Ее рассказ ничего нового мне не дал.

Два дня назад я бы расстроилась, потерпев неудачу, теперь же это мало беспокоило меня. Я была рада, что переборола в себе неприязнь к Рыжовой и пришла к ней, полная решимости найти мошенницу.

Игорь Владимирович, узнав, где я была, вскинул на меня густые брови, и, переглянувшись со своим заместителем, велел мне идти к Зайко.

Старший лейтенант Зайко стоял в углу кабинета и перелистывал какую-то книгу. Во рту его дымилась фигурная трубка, на носу висели роговые очки. Темный двубортный костюм сидел на нем как-то странно, словно он впервые одел его.

«Боже мой, какой он сегодня нескладный», — подходя к столу, подумала я о Зайко.

— Ну, вы зря так характеризуете меня, — тотчас раздался его голос.

Я не дошла до стола один шаг: повернулась к Зайко и застыла, словно видела перед собой привидение. Его слова до того удивили и обезоружили меня. Клянусь, я до сих пор не могу объяснить, почему это произошло? Может быть, потому, что начала читать книгу Леона Фейхтвангера «Братья Лаутензак»?

— Я с вами согласен: трудно догадаться, как я прочел ваши мысли, — улыбнулся старший лейтенант. — Между тем, в этом нет ничего неестественного. Проработав следователем двадцать — тридцать лет — я называю эти числа, так как они приносят наибольший эффект — вы научитесь многое видеть и о многом догадываться.

— Ой, что вы, Иван Федорович, — смутилась я. И тут же попыталась обмануть Зайко: — Я вообще ни о чем не думала. Не до этого мне. В трех соснах заблудилась. Пришла Рыжова, рассказала о своем горе, я и растерялась.

— Растерялась?.. Ну-ну, рассказывай, — старший лейтенант внимательно посмотрел на меня и пригласил сесть. — Растеряться в двадцать с лишним лет — не грех, особенно девушке. Однако, когда теряется опытный работник милиции — это больше чем грех, я бы сказал — это незнание самого себя и своих сил. — Попросив у меня разрешения закурить, он дружелюбно сказал: — Так почему же вы растерялись, Наташа?

Этот отеческий тон ободрил меня. С какой-то необъяснимой доверчивостью я потянулась к нему. Он это понял. Суровое лицо его стало приветливым и ласковым, на губах появилась улыбка. Подсев ближе к нему, я рассказала, как беседовала с Рыжовой и что узнала от нее об Иркутовой. Мои сведения, сообщила я, поставили меня в тупик: не знаю с чего начать поиски мошенницы. Кошелка и найденные в ней билет на пригородный поезд и обложка книги «История древнего мира» так мало говорили мне, что я не сочла нужным даже упоминать о них.

Старший лейтенант не спускал с меня своих глаз. Он сидел за письменным столом, вытянув перед собою руки и далеко откинув назад голову. Лучи заходящего солнца ярким снопом падали на его грудь, лицо же скрывалось в тени, поэтому нельзя было понять: одобрял он то, что я сделала или не одобрял.