Машина снов

— Мой мальчик. Я знаю, как сильно ты любил меня все эти недолгие годы. Ты ближе, чем кто-либо… — он закашлялся, и У Гуань-ци протестующе поднял руку с платком, напоминая Хубилаю, что речь отнимает у него слишком много сил. Но император помотал головой в ответ на его жест и, роняя слюну из безвольного рта, продолжил: — Не переживай, все мы смертны. Ты сам рассказывал мне, чему учил тебя твой друг Шераб Тсеринг. Его имя «Мудрость долгой жизни» — говорящее, он был по-настоящему мудр.

Услышав имя тебетца, Марко окаменел. Душная пелена упала с его глаз, и он увидел то, что пытался втолковать ему Тоган : могучего повелителя Суши больше не существовало, перед ним валялся жалкий полутруп, пытающийся спекулировать на его чувствах.

— Я знаю, кто стал виною вашей болезни, повелитель, — безжалостно сказал он. — Молока Чёрного дракона не хватило…

— Молчи! — почти крикнул император, попытавшись выпрямиться, но слабость отбросила его назад на подушки. — Об этом не должен знать никто. Слышишь? Никто.

В эту минуту Марку до смерти хотелось выпалить всё: и про отравление тебетца, и про сговор с лисами, про все тайны, открывшиеся ему в минувшую ночь, но… Та же холодная жилка, что пульсировала глубоко в сердце, мешая ему снова оказаться во власти мальчишеского преклонения перед Хубилаем, остановила этот бессмысленный порыв. Он коснулся ковра правым кулаком в церемониальном поклоне и сказал:

— Сотник Кончак-мерген, недавно уволенный из ночной стражи и находящийся во дворце на положении заложника, бесконечно предан вашему величеству. Он стал жертвой интриг своего командира Тогана. Я дал ему возможность доказать свою преданность, поручив найти двух людей, которые распространяли тайну, о которой идёт речь, среди ваших врагов, повелитель.

— Двух людей? — странно произнёс Хубилай. Полупарализованные мышцы лица не давали возможности чётко различить его интонацию.

— Да.

— Много ли они успели наболтать? — брови богдыхана связались в один узел надо лбом в знакомой гневливой маске.

— Это мы и узнаем, повелитель, когда Кончак-мерген доставит их к вашему трону.

Хубилай неразборчиво кхекнул. У Гуань-ци крикнул в глубину покоев, переводя кому-то его хрип. Из-за колонны неслышной тенью выполз начальник протокола, чьё имя Марку никак не удавалось запомнить. Что-то слишком простое, не то Мау, не то Хуань. Сухонький старец в огромной, наползающей на глаза чиновничьей шляпе времён Сун, почти неслышно подкрался к трону и что-то зашептал в ухо императора, мелко кланяясь в сгорбленной униженной позе. Потом он повернулся к Марку и слащаво пролебезил:

— Мы помним Кончак-мергена. Мы окажем ему содействие в поисках. Если он выполнит свою задачу, ему будут возвращены звание сотника, пайцза, соответствующая его рангу, и должность. Чем мы ещё можем помочь?

Марко поднял голову. На лице начальника протокола не читалось абсолютно ничего, кроме застывшей приторной улыбки профессионального прилипалы. Как, должно быть, он рад, что болезнь императора возвысила его. Раньше эти дела решались бы кем-нибудь из военных, командиром Золотой сотни или кем-то из нойонов ночной стражи. Но бегство Тогана изменило равновесие дворцового закулисья. Это неприятно. Катайцы умеют украдкой прибрать к себе власть лучше, чем кто-либо другой. Тысячи лет интриг. Опасные противники.

— Я служу престолу Юань не из корысти, — с демонстративной гордостью ответил Марко, с удовлетворением отметив, что его неприкрытый жест подобострастия вызвал доброжелательное шевеление на лице богдыхана.

— И всё же? — с неподобающей настойчивостью, словно пытаясь отмахнуться от юноши, спросил начальник протокола.

— Когда-то Великий хан даровал мне меч. Он считается драгоценным, но мне он дорог исключительно как знак высочайшей милости со стороны императорского двора, — стараясь подражать слащавости придворного, проговорил Марко. — Недавно, из-за моего недостойного поведения и интриг, посредством коих мне пытались придать чуть ли не образ какого-то бунтовщика, он был изъят на временное хранение. Я очень просил бы вернуть мне его. Либо забрать у меня символ императорской власти и наказать сообразно воле Великого хана.

— Мы думали, ты в первую очередь поинтересуешься судьбой своих родных, — с некоторым удивлением полувопросительно-полуутвердительно ответил старый катаец.

— Моя судьба, а стало быть, и судьба моей семьи целиком находится во власти императора, — ответил Марко, низко склонив голову. Чувяки начальника протокола шевельнулись. Сверху послышался быстрый шёпот, в котором Марку удалось лишь различить слова «преступно» и «опасно». Трон скрипнул.

— Б-б-будет так, как ты сказал, м-мальчик, — раздался слабый хрипящий голос Хубилая. Марко поднял голову и увидел, как начальник протокола задом вкатывается обратно в тень колонны, совершенно сливаясь с нею своим бесформенным чёрным одеянием. — Но тебе п-пока нельзя… входить в мои покои с оружием, как… раньше.

— Повинуюсь вашей воле, государь, и благодарю за милость, — сказал Марко.