Сглаженное, еле слышное позвякивание доспеха окончательно поглотила тьма, Марко шёл к воротам, которые, словно мираж, отдалялись от него. До ломоты в пальцах сжимая в потеющей руке кожаный мешочек с заколкой Люя Бессмертного, Марко пытался вызвать в себе
Он впивался в мякоть ночи дорогими сапогами, подбитыми слоновьей кожей, губчатой, мягкой и толстой, как пена на гребне прибоя. Почти бесшумно они целовали вспотевшую мостовую, и вот уже прояснялся впереди огромный силуэт Главных ворот, чёрный на чёрном, заплатка на темноте. Запертые на ночь на девять исполинских засовов, слегка подсвеченные снизу слабыми бумажными фонарями, прибитыми к безветренной темноте, ворота в этот момент показались Марку символом разделения миров на тот, что доступен обычным чувствам, и тот, что начинается во сне.
Как-то машинально, не вдумываясь в то, что делает, сосредоточившись исключительно на собственных мельтешащих чувствах, Марко условным посвистом подозвал дежурного десятника, показал пайцзу, велел подать люльку, тут же плачущим котёнком заскрипевшую на лохматых верёвках, перемалываемых деревянными блоками. Вошёл в неё, кивком поздоровавшись с тощим маленьким лучником, взялся за верёвку, чувствуя её биение, напомнившее биение лесы, когда крупная рыбина, разрывая рот крючком, пытается утянуть лодку в морскую синюю тьму. Люлька пошла наверх. Но вместо радующей глаз панорамы дворца зрачок нашарил только подслеповатую тьму, лишь местами подмазанную охристым отсветом огней, притушенных новолунием.
Бесконечное движение люльки в темноте завершилось резким рывком, когда страховочный узел на потяжелевшей от тумана верёвке тихо стукнул в блок. Марко перешагнул борт, прошёл по смотровой площадке, почти бегом пересекая стену, вошёл в следующую люльку и, когда она пошла вниз, постанывая и кряхтя, невольно сравнил себя с ныряльщиком, уходящим в ночную воду. Жемчуг или акула? Что ждёт меня сегодня? Он вздрогнул всем телом от неприятной мысли, вздёрнулся куском мяса на собственный позвоночник, как на шампур, встряхнулся по-пёсьему, прогоняя брызги тумана, так и льнущего к телу через невидимые прорехи между плетением хлопковой нити.
Бум, сказала верёвка, ударяя в блок страховочным узлом. Бум, отдалось в днище, когда, обитое войлочным валиком, оно коснулось земли. Марко перебрался через борт, ступил на мягкую полосу вспаханной на ночь земляной полосы, поворотился и лишь слегка зацепил взглядом, как люлька растворяется в темноте, уплывая вверх. Он слегка помедлил, пытаясь высмотреть патруль. Надо было идти. Идти. Он повторил это слово как приказ. И сделал шаг. Потом ещё один. И ещё.
Старый даос сидел неподалёку, напоминая утёс, до которого нужно было добраться задыхающемуся от усталости ночному пловцу- контрабандисту, что старается грести без единого всплеска. Марко аккуратно нащупывал подошвами полосу вспаханной земли, тянувшейся вдоль дворцовой стены, чувствуя, как мягкая грязь всасывает в себя стопу подобно болоту. Страх никак не хотел уходить, неповоротливым слизнем копошась где-то внизу живота.
Шаг. Ещё один.
Седой Ху, неподвижный, как камень, разумеется, никак не отреагировал на приближение Марка. Посох с привязанной тыковкой-горлянкой тихо-тихо шуршал амулетами, притороченными к его кривому навершию, и казался куда более живым существом, чем его хозяин, погружённый в добровольную немоту. Чем ближе к старому даосу подходил Марко, тем сильнее он чувствовал странный дурной ветер и тем сильнее бесились дорожки песка под его ногами.
Шаг. Ещё шаг. Ещё один.
Глупо было бы ожидать, что безмолвный старец заговорит, подумал Марко. Поэтому он достал из-за пазухи кожаный мешочек и покачал его. В темноте что-то блеснуло. Створки век распахнулись, на перепаханном жизнью лице даоса сверкнули узкие щёлочки глаз. Ясных, как у юноши. Марко не успел уловить его движения, но меньше чем через мгновение даос уже стоял совсем рядом, протягивая к амулету жёлтую руку с тяжёлыми ромбовидными ногтями. Марко чудом успел отдёрнуть мешочек и, еле уворачиваясь от молниеносных выпадов старика, вытряхнул нефритовую заколку на ладонь. И, как только заколка Люя холодно легла в его ладонь, даос немедленно замер, опасливо следя за каждым движением Марка.
— Рад приветствовать вас, благородный мастер Ху, — как можно почтительнее произнёс Марко.
— Эта вещь не принадлежит вам, — не отвечая на приветствие, ответил даос.
— Эта вещь как раз таки принадлежит мне. Она подарена мне в обмен на некую драгоценность, — усмехнулся Марко.
Даос неприязненно поморщился.