Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

Остальные варианты, с большей вероятностью приемлемые для Объединенного комитета начальников штабов, были довольно очевидными. Они включали в себя в порядке возрастания масштабов: удар по одному или по нескольким советским стартовым комплексам для ракет средней дальности. Или (особенно если Советы атакуют некоторые наши базы бомбардировочной авиации в Турции) удар по нескольким советским авиабазам в регионе. Если для таких ударов будут использоваться ВВС США, а не баллистические или крылатые ракеты, то Объединенный комитет начальников штабов наверняка затребует нанесения удара по зенитным ракетам и комплексам ПВО в соответствующем районе.

Соединенные Штаты в случае ответа со стороны Советов могут атаковать все их базы ВВС, ракетные установки и комплексы ПВО в регионе (можно не сомневаться в том, что Объединенный комитет начальников штабов будет рекомендовать это в любом случае). Дело может дойти даже до полномасштабного удара по Советскому Союзу – генералы Пауэр и Лемей наверняка порекомендуют это.

В конце концов, мы приходим к ситуации, которая в эйзенхауэровском плане всеобщей войны (SIOP-62, замененном совсем недавно) называлась столкновением между вооруженными силами Советского Союза и Соединенных Штатов со всеми вытекающими последствиями. Конечно, принятые при Кеннеди руководящие указания (проект которых готовил я) изменили положение. Тем не менее этого было достаточно для того, что всегда предписывали документы о политике НАТО: считать нападение на одного члена, Турцию, нападением на всех и действовать так, как при прямом нападении на Соединенные Штаты.

Кроме того, стратеги НАТО и главы государств по-прежнему не принимали идею ведения войны в Европе, при которой территории сверхдержав считались неприкосновенными. Они считали, что сдерживание предполагает практически немедленный полномасштабный удар США по Советскому Союзу в ответ на нападение Советов на любого члена альянса. (В конце концов, всего несколько дней назад президент Кеннеди обещал «полномасштабный удар по Советскому Союзу» в ответ на пуск единственной ракеты средней дальности с территории Кубы в сторону Соединенных Штатов.)

В то же время планирование и политика НАТО никогда не предусматривали таких ситуаций, как в наших вариантах: вооруженный конфликт, инициированный Соединенными Штатами против Советской армии на территории союзника Советов. Определенная сдержанность в реагировании на ограниченный советский ответ на это выглядела бы логично для наших союзников. У SAC, ВВС США и Объединенного комитета начальников штабов точка зрения была иной.

Лемей наверняка заявит, что если мы хотим обезоружить Советский Союз – прежде чем он успеет нарастить свои ракетные силы до масштабов, предсказанных SAC, – то Карибский ракетный кризис 1962 г. является, пожалуй, последней возможностью сделать это. Нападение Советов на члена НАТО – не важно, по какой причине и независимо от мнения наших европейских союзников – являлось бесспорным поводом для такой акции в глазах стратегического авиационного командования, Лемея и, не исключено, Объединенного комитета начальников штабов в полном составе.

Я считал, что Советы вряд ли рискнут нанести удар по нашим ракетам в Турции, даже если мы уничтожим их ракеты на Кубе. Мы не могли понять, почему Кеннеди придерживается другого мнения. Почему он уверен в том, что Советы ответят на удар по их ракетам на Кубе военными действиями в Турции или Берлине? Мы удивлялись, неужели – и это после кампании в 1960 г. против предполагаемого «ракетного разрыва» – Кеннеди так и не понял, каков на самом деле стратегический баланс.

По моему разумению, и я считал, что Хрущев также понимает это, он проигрывал в стратегических ядерных силах так же сильно, как в обычных вооружениях в районе Карибского моря. Это означало для меня, что он должен отступить. Его пространная частная телеграмма в адрес Кеннеди, которую я читал прошлой ночью, ясно говорила, что он понимает это. То, в чем некоторые в ExComm (как выяснилось позже) узрели панику с его стороны (Дин Ачесон говорил в публикациях чуть ли не о «слезной мольбе»){104}, я расценивал, как трезвость и реалистичность. Хрущев не терял голову и знал, когда проигрывал.

Начиная со среды, 24 октября, – когда, несмотря на все угрозы, звучавшие во вторник, Хрущев решил не прорывать блокаду, – я не видел необходимости нанесения воздушного удара по советским ракетам на Кубе. Не видел в этом необходимости и Гарри. Именно поэтому я не учитывал последствий такой возможности, когда мы работали вместе с ним в субботу.

Я не считал нужным даже рассматривать высказанное утром в четверг предложение журналиста Уолтера Липпманна убрать наши ракеты из Турции. Я (как и большинство членов ExComm) был решительно против такого варианта, подрывавшего единство НАТО.