Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

Иными словами, побудительной причиной – в глазах бывшего командующего стратегической авиацией США и иже с ним – «обезглавливания» советской системы в первый момент военных действий является надежда на то, что это парализует советские вооруженные силы и обеспечит выживание США в ядерной войне, а также вера в то, что иного подхода не существует. Любая другая стратегия рассматривается (вполне реалистично) как «проигрышный» вариант или, что еще серьезнее, как путь к «гибели». Как бы то ни было, когда дело доходит до планирования действий в отчаянной ситуации (и выделения ассигнований на оснащение ВВС и ВМС более точными ракетами во имя призрачной победы или выживания в термоядерной войне), воображаемая возможность предотвращения «неизбежного в ином случае» уничтожения, независимо от ее эфемерности, становится неотразимо привлекательной.

Такая ситуация вряд ли была неожиданностью для Советов. Они, без сомнения, считали ее естественной для нашего планирования. Макнамара, конечно, заявил публично о возможности отказа от удара по Москве в своей речи в Анн-Арборе на церемонии вручения дипломов в 1962 г., но это, в конце концов, был всего лишь один из вариантов. Советские военные стратеги восприняли это, скорее всего, с большой долей скепсиса. Как результат, одновременно с подготовкой ракет SS-9 для ударов по центрам управления Minuteman Советы строили 2000 подземных бункеров{242} для военного руководства и лидеров коммунистической партии (которых насчитывалось более 100 000) и 75 эвакуационных центров в Москве, некоторые из которых находились на глубине до сотни метров. (Поскольку мы не были такими же последовательными в наращивании количества подземных центров, реально существовало то, чего так опасался генерал Бак Терджидсон в фильме «Доктор Стрейнджлав», – «бункерный разрыв».)

Однако появившаяся десятилетие спустя информация о возврате намерений США уничтожить все эти убежища должна была подорвать уверенность советских лидеров в возможности выживания хотя бы для того, чтобы нанести ответный удар. В самом деле, именно это провозглашалось в качестве главной цели наших планов и новых военных возможностей: большое количество МБР с разделяющимися головными частями, более мощными и точными, и ракет подводного базирования нужно было для уничтожения большого количества советских подземных командных пунктов и все большего числа укрепленных стартовых ракетных позиций. Более того, расширение возможностей многоцелевых, мощных и очень точных ракет{243} Trident на подводных лодках означало, что удары по большинству советских командных пунктов, а также пусковых установок могут быть нанесены с близкого расстояния и неожиданно или почти неожиданно.

Главная идея и тогда, и сейчас{244} (см. ниже) закупки и размещения огромного количества боеголовок, способных уничтожать сверхукрепленные подземные командные центры, заключалась в удержании Советов (а ныне России) от нанесения первого удара при любых обстоятельствах путем лишения их шансов на выживание при первом же обмене ударами. С учетом этих возможностей вероятность того, что высшее советское руководство сможет реально забраться в свои бункеры при ударе без предупреждения, или того, что убежища выдержат наш удар, была чрезвычайно низкой. Этот очевидный факт в сочетании с намеренно распространявшейся администрациями Картера и Рейгана информацией о намерении добиться обезглавливания противника мог вызвать у советских лидеров и стратегов лишь отчаянное стремление к обретению сдерживающего ответного потенциала. Единственный способ добиться этого был тот же, что и у нас в эпоху предполагаемого советского ракетного превосходства. Они должны были делегировать право на запуск ракет командирам более низкого уровня и/или предусмотреть пуск по сигналу предупреждения об атаке, осуществляемый командирами высшего звена или компьютерами, которые более предпочтительны с точки зрения некоторых наших военных, таких как начальник NORAD генерал Лоренс Кутер. Как рассказывает Герберт Йорк: